— Он заберёт его. Признает меня невменяемой, или докажет, что я опасна, или ещё что-нибудь придумает, когда узнает. А если я разведусь до того — не сможет.
— И зачем это мне? — небрежно бросил через плечо, направляясь к выходу на посадку.
— Сергей! — она вцепилась в рукав, но правильно оценив мой взгляд, поспешно убрала руки. — Я знаю, что ты не возьмёшь деньги, но я могу быть тебе полезна.
Я усмехнулся.
— Нет, ты — не можешь. Мне ничего от тебя не нужно, Александра. Больше ничего. — Я смотрел как выражение мольбы на её лице сменилось отчаянием. Но прежде, чем она надумала упасть на колени, поймал за руку. — Я подумаю.
Пересёк условную границу, куда провожающим вход запрещён, подал паспорт, посадочный талон, и обернулся, прежде чем пройти дальше.
Уже подумал.
— Номер двенадцать двадцать один. В «MOZARTе». Я отдам нужные распоряжения. Можешь заселяться в любой день. Разберусь, когда приеду.
Она отчаянно закивала и, молитвенно сложив руки на груди, прошептала «Спасибо!»
Я покачал головой и прошёл в зону досмотра.
О чём только думает эта женщина? Нормальный он мужик, Барановский. Ну, мягковат с ней, многовато прощает, но кто из нас без греха. Жила бы да радовалась. А она творит всякую хуйню, ещё и чужими руками свои проблемы пытается решать. Но пусть теперь пеняет на себя.
Всё же до Женьки её сестре далеко.
До Женьки всем далеко. Я тоскливо вздохнул и по длинной трубе пошёл в самолёт.
— Ну, Антоха, чего ты ждёшь от встречи с отцом? — поднял я бокал шампанского, что разнесли по салону бизнес-класса.
Бринн задумался. Взъерошил волосы. Выдохнул.
— Не знаю. Правды?
— Ну тогда за правду, — легонько стукнул я по его бокалу. Как знать, может, Антония она расстроит не настолько сильно, как мне кажется.
— А ты? — скривился он, проглотив колючий игристый напиток.
— Чтоб он сдох.
— В каком смысле? — округлил Антон глаза.
— В самом прямом, мой мальчик, — я вздохнул. — Знаешь, в детстве я хотел стать знаменитым дирижёром. Потом мечтал завести семью и детей с любимой девушкой. Затем — просто жить как нормальный честный человек. Но никогда я не мечтал просыпаться ночами от ужаса, видя лица тех, кого нет в живых по моей вине. Не хотел жить в вечном страхе за тех, кто мне дорог. Но именно это и есть теперь моя жизнь. И пусть не отец выбрал для меня дорогу, по которой я пошёл — я сам её выбрал. Он сделал всё для того, чтобы однажды я прилетел в Лондон и привёз ему вот это.
Я достал из кармана пожелтевший от времени сложенный вчетверо обычный тетрадный лист в клетку. Развернул и протянул Антону.
— Знаешь, что это?
— ДА-РА-ГО-Й ПА-ПА. ПИЕЖЗ К НА, — разбирал Антон мои детские каракули с неправильно написанными буквами.
— Ты не туда смотришь. Под ними, — подсказал я.
Он пару секунд раздумывал, всматриваясь.
— Инвентарные номера? — с недоумением посмотрел на меня.
— А знаешь, почему ты в курсе что это? Почему я, блядь, в курсе?
— Твоя мать тоже работала с музейными экспонатами? — удивился он.
— Она работала в музее.
— А моя… — он осёкся под моим взглядом. — Ну да, об этом ты тоже в курсе.
— А ты знаешь почему твоя уволилась, сменила фамилию и сбежала? Что она для него украла?
— Украла?! — Антон сглотнул, посмотрев на меня с недоверием, а потом ткнул пальцем в один из номеров. — Думаю, вот это. Я уже видел эти цифры.
— Точно? — удивился я.
— У меня фотографическая память, — с интонацией «обижаешь!» сказал Антон. — Но я понятия не имею что это.
— Имеешь. Я показал на букву «Н» перед цифрами.
— Чёрт! Нумизматика? — удивился он и вдруг уставился на меня как обосравшийся кот. — Погоди. Номера написала твоя мать? Значит, моя украла для него то, что внесла в этот список твоя? Вот же с-с-с…
— С-сатана? — усмехнулся я.
— Сука! — он сглотнул, залпом допил шампанское. — Сорри! Плиз! — махнул стюардессе Российских авиалиний.
— Повторить? — переспросила она на чистом русском, приятно улыбнувшись.
— Боюсь, всё не так просто, — свернул я лист и убрал обратно в карман, когда девушка кивнула и ушла.
— Но, если этот список у него уже был, — почесал затылок Антон. — Если он уже дал его моей матери, то зачем ты везёшь ему эту бумажку?
— Потому что это была просьба моей матери. Последняя. Единственная. Она никогда не верила, что он умер. И я думал дело в раке мозга, но, чёрт побери, она оказалась права: этот дырявый гандон ещё жив, — задумчиво поскрёб я щёку. — Возможно, и с твоей что-то пошло не так. Иначе его не устроил бы всего один предмет, раз в списке их семь. И он бы снова не исчез. Но либо за двадцать лет всё изменилось. Либо…
Меня вдруг осенило. И не меня одного:
— Его спугнули? Или, наоборот, он получил именно то, что хотел? — звучал голос Антона откуда-то издалека, пока он меня не толкнул. — Сергей! Ты знаешь, что? Почему…
— Потому что я идиот, — ударился я затылком о подголовник. — Я же хотел сделать то же самое.
— Что сделать?
Я снова стукнулся о подголовник и обернулся назад в проход.
— Блядь! Разверните самолёт. На хуй мне нужен этот старый идиот. Пусть он уже сдохнет и всё.