— Я не буду ничего отзывать. Жень, да дело разве в деньгах?
— Нет, дело в том, что если я не должна ни с кем встречаться, то и ты тоже не должен. Тогда это было бы честно. А так, — я покачала головой, глядя в его каменную мрачную рожу. — Думаю, вопросов почему мы расстались ни у кого не возникнет. Она всё же моя сестра и она…
— Да дело не в ней! — перебил он. Но я всё равно не смогла бы договорить. Это не укладывалось у меня в голове: он и Сашка? Моя Сашка и Моцарт?
Чемодан встал на пол, громыхнув колёсами.
— Я ничего не хочу знать. Ты сказал, если я буду создавать тебе проблемы, ты отправишь меня домой. Я не особенная. Вот и ищи себе особенную. А я домой. Всего доброго, Моцарт! — я покатила чемодан к выходу. — Провожать не надо.
Он даже не шевельнулся, когда я прошла мимо.
Не дрогнул. Не посторонился. И не сказал больше ни слова.
Такси остановилось у дома. Вежливый водитель помог поднять на этаж мой багаж, когда часы в отцовском кабинете пробили полночь.
Я ещё слышала их бой в пустой квартире, когда открыла дверь своим ключом.
Какой счастье, что родители улетели. Как хорошо, что можно никому ничего не объяснять. Я упала на кровать как была: в одежде, в обуви. Стиснула зубы.
И думала, что не разревусь — такая в душе была пустота. Но слёзы потекли. А когда, казалось, я выплакала их все, меня накрыл спасительный сон.
Без чувств. Без мыслей. Без сновидений.
Глава 19. Моцарт
Блядь! Грёбаное дерьмо!
Я думал день был тяжёлым. Но ночь оказалась тяжелее.
Я глаз не сомкнул. Я намотал по пустой квартире столько километров, что если бы просто вышел и пошёл, то к утру как раз оказался бы на пороге Элькиной квартиры.
Туда я и ввалился чуть свет.
— Чёрт побери эту девчонку! Эту глупую строптивую девчонку, — разорялся я, меря шагами Элькину спальню.
Я сто лет не чувствовал себя виноватым. Я тысячу лет не задумывался о том, что могу сделать кому-то больно. Миллион лет никто не смотрел на меня так, словно она поверила мне, а я её предал.
А она смотрела. И ей было больно.
Эта боль, что плескалась в её небесно-голубых глазах. Этот молчаливый укор вывернул меня наизнанку. Я места себе не находил.
— Серёж, сядь! — приказала Элька.
Не глядя на меня, она раскладывала на одеяле карты.
— Не могу, — метался я по комнате, изливая ей душу. И не было ничего глупее, чем признаваться одной своей бабе в связи с другой, но это же Целестина. У нас не было запретных тем. Да я бы и не смог от неё ничего утаить. — Нет, я, конечно, найду другую…
— Сядь! — постучала она по кровати рядом с собой, руша стройные ряды пасьянса и собирая карты в колоду. — Скажу тебе кое-что.
— О чём? — устало опустился я на кровать и подогнул ногу.
— О том, что ты меня не слышишь. Мы оба знаем, что никого ты не найдёшь. И даже не будешь искать. И не потому, что не сможешь или поставил на кон слишком много, а потому, что не хочешь. Ты её недооценил. Заигрался, упрямо не замечая очевидного…
— Может, лучше сексом займёмся? — цинично перебил я. — Всё будет полезнее твоих нравоучений.
Да замечаю я, Эля! Блядь, меня бы сейчас так не корёжило, если бы я не замечал, что нравлюсь ей. Нравлюсь искренне, по-настоящему. И до усрачки боюсь, что чувствую то же самое. Что она всё же меня зацепила, как бы я ни убеждал себя в обратном. Только в задницу это!
— Не будет у нас больше секса, господин Емельянов.
— Не понял, — удивился я. — Ты же сказала…
— Я ошиблась, — отложила она таро. — Я разговаривала с ней, Серёж.
— Когда?
— Это не важно. Важно, что я ошиблась: она лучше, чем я думала. И ты ошибся, когда думал, что она лишь зерно, ткни его в землю и оно даст всходы, или оставь в стеклянной банке и ничего не произойдёт. Это не так. Она даже не ещё один спутник на орбите твоей планеты, Моцарт. Она — солнце. Она…
— Эля! — взмолился я. — Прекрати!
— Хорошо, — легко согласилась она. — Скажи, кому ещё выстрелили в живот, кроме твоей жены? Женщине.
— Беременной? — потряс я головой, огорошенный её неожиданным вопросом.
— Не обязательно.
— Может, Марго? — пожал я плечами после раздумий. — Жене Луки выстрелили в живот. Но это было так давно. Говорили, она получила шальную пулю. Покушались на него, а у неё то ли шарфик с шеи сорвало, то ли шляпку с головы, она дёрнулась за ней и оказалась на линии огня.
— В парке? Это было в парке?
— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Я тогда ещё не родился.
— Съезди к ней.
— Зачем?
— Не знаю, на ужин. Просто съезди и всё.
— И всё? Это твой ответ? — подскочил я. — Я тебе целый час изливаю душу. А ты советуешь мне съездить к выжившей из ума карге? С Женькой мне что делать?
— Не спи с её сестрой, что, — пожала она плечами.
— Вот спасибо за совет! — психанул я и пошёл к выходу.
А чего ещё я ждал от этой гадалки, что вечно себе на уме?
— Пожалуйста! Стой, Емельянов! — крикнула она мне в след. — Проктолога бывшему генералу не ищи.
— Почему? — остановился я у входной двери.
— Старый пердун умер.
Она всё же заставила меня вернуться.
— А ты откуда знаешь?
— Я Моцарт. Я знаю всё, — закатила она глаза, изображая меня.
— Эля, я не шучу. Если ты и сюда вмешалась…