Невеста Моцарта

Да, Марго никогда не работала ни на меня, ни на Фонд. А после смерти Луки ушла чуть ли не в монастырь, открыла за городом питомник и, если с кем и общалась, то только со своими собаками. Но у того, что она вдруг взялась опекать незнакомого парнишку, могла быть только одна причина. Личная. Антон был прав. Но эта?!

Я не мог поверить. Он сын Луки? Это ботаник, твою мать, родной сын Луки?!

У его матери в серванте стоял фотоаппарат Глюка, подаренный Антону Марго. Его мне только что показал Шило, и я узнал белый корпус, едва увидел. Крысёныш подложил мне фотографию убитого Луки, сделанного этой камерой. И сейчас так спокойно говорит, что Марго подруга его отца, что я не понимал: он знает, что Лука и есть его отец? Или рыжая карга так запудрила ему мозги, что он думает: Лука — это Лука, а его отец кто-то другой?

А когда чего-то не понимаешь, нет ничего лучше прямых вопросов.

— Ты знаешь кто твой отец, Антон? — пошёл я дальше, и он поторопился за мной.

— Я знаю, что он был плохим человеком и этого мне достаточно. Он говорил, что любит маму, хоть и приезжал нечасто, — звучал его голос бодро и честно, как у пионера. — Но, когда она написала ему, что беременна, ответил, чтобы она от меня избавилась, дети ему не нужны. И больше его не видела.

— И ты ничего не хотел о нём знать? — обернулся я, чтобы снова на него посмотреть.

Сын Луки?! Да твою же мать!

— Я бы хотел сказать, что не хотел: раз я ему был не нужен, он мне тоже не нужен, — тяжело вздохнул он. — Но я был маленьким и нуждался в отце, а мама категорически запретила мне про него спрашивать, сказала, что он умер. Поэтому пока я рос, сам придумывал про него разные небылицы. Особенно когда узнал от Марго, что он был уголовным авторитетом, — он неожиданно покраснел, смутился, одёрнул свитер и только потом снова поднял на меня глаза. — Я не хотел верить, что его действительно убили.

Какой упрямый мальчик, усмехнулся я про себя, хоть ни черта и не понял какого хера этот крысёныш краснеет и мнётся как девица.

— А мы куда? — теперь остановился он, когда, вместо того, чтобы пересечь вестибюль первого этажа, я пошёл дальше вниз.

— Туда, — махнул я ему рукой, приглашая за собой в подвальный этаж.

И охранника, что там стоял, тоже пригласил.

— А мы разве не на дело? Наш же ждут, — робко оглянулся Антон на выход.

— Подождут, — не останавливаясь, сбежал я по лестнице.

Парнишка напрягся, но всё же пошёл следом.

И побледнел, когда я открыл перед ним бронированную звуконепроницаемую дверь, а у охранника из кобуры вынул служебный ИЖ-71.

— Заходи, — махнул я стволом, приглашая Антона внутрь, и запер за ним дверь.

Нет ничего лучше прямых вопросов, когда прямо в лоб тебе смотрит ствол.

Парень чуть в обморок не упал, увидев перевёрнутые стулья, кольца верёвок и бурые пятна на бетонном полу. Для чего предназначалось это помещение с цепями, подвешенными к потолку, и пуленепробиваемыми матами, расставленными вдоль стен, не вызывало лишних вопросов. Оно выглядело как пыточная. Но я знал, как оно используется ещё.

— Антон, Антон… как там тебя по отчеству? Андреевич?

— Мама дала мне отчество в честь дедушки, — удивил Антоша своей способностью до сих пор говорить.

— Знакомо, — усмехнулся я и дёрнул большой рубильник на стене. В дальнем конце стылого и длинного помещения загорелся свет. — Моя мать сделала то же самое: дала отчество деда. Не хотела иметь ничего общего с моим отцом.

Я пригласил парня пойти за собой. И краем глаза видел, как нервно он сглотнул, как заблестел его лоб, покрывшись испариной. Думаю, единственным его желанием сейчас было не обоссаться со страху, но ноги он всё же переставлял.

— А вы о своём отце что-нибудь знали? — пытался поддержать разговор глупый, но смелый мальчик.

— Нет, но зато я много знал о человеке, который был мне вместо отца. Его звали Лука.

Глядя на парня исподлобья, я проверил магазин ИЖа, передёрнул затвор.

Изверги производители переделали пистолет Макарова под слабый патрон, чтобы дульная энергия в соответствии с «Законом об оружии» на превышала трёхсот джоулей. Он стал хилее табельного, получил звание служебного и маркировку ИЖ.

А вот парнишка хоть и выглядел хилым, не дрогнул. Правда, услышав имя Луки, судорожно глотнул воздух. И остановился как приговорённый, не сводя глаз с оружия.

— Знаешь, чего больше всего на свете боялся Лука? — спросил я. Он отрицательно покачал головой, наверное, мысленно прощаясь с жизнью. — Удара в спину. Не врагов, Антон. А друзей, что предают. Это первое чему он меня научил. Если бьёшь — бей в лицо, а не в пах. Если стреляешь — стреляй в грудь, а не в затылок. Если поднял оружие — не раздумывай.

Я подал ему пистолет рукоятью вперёд.

— Я… — он попятился. — Я… не умею.

— Так я затем тебя и привёл. Учись! Как ты собрался со мной на дело, не умея стрелять? Мало ли что может случиться. Вон там видишь у стены, — показал я, когда он покачнулся, потому что колени у него подогнулись.

Того, что останется жив, он, наверно, уже и не ждал. И если бы так не трясся за свою шкуру, то давно бы заметил, что у стены висят бумажные мишени.