Невеста Моцарта

— Да? И это женщина, что с порога заявила: мир вращается не вокруг меня, — усмехнулась я. — Так вот, он вращается и не вокруг тебя, Александра. Причём здесь вообще ты и твой муж? Мне глубоко плевать на то, что ты ему изменяешь, но ты моя сестра и ты трахалась с моим женихом. Знала ты это или нет, шлюха ты или просто дура — ты моя сестра. А он… — я всплеснула руками.

Нет, я больше не могла назвать его будущим мужем, ведь я бросила в него кольцо и ушла. И я не могла сознаться ей, что пусть он рассказал ей правду: да, у нас всего лишь договор, но для меня уже всё не так однозначно.

Я ничего не могла сказать ей. Даже того, как мне больно. Я молча задыхалась в своих чувствах, так их и не выплеснув. А она смотрела на мою отчаянно вздымающуюся грудь так долго и так внимательно, что запах бутербродов уже долетел до гостиной, где мы остановились.

Я прижала руки к животу, почувствовав голодный спазм.

— Ладно, хочешь поговорить — давай поговорим, — бросила она свой чёртов чемодан в гостиной и пошла впереди меня в кухню.

Помыла руки, налила себе кофе, пока я выкладывала бутерброды и убирала противень.

— Давай начистоту, а? — встала она с кружкой у окна. — Не пойму, чего ты злишься на меня, Жень?

Я сделал глоток остывшего кофе. Как бы и мне хотелось так же просто остыть как этот кофе, но во мне всё кипело, шипело и пузырилось от злости, от обиды и от невозмутимости сестры. И я снова промолчала.

— Жень, отец, а не я, отдал тебя в качестве платы за свои ошибки, — вздохнула она. — Мама, а не я, благословила и, как всегда, ничего не сказала против. А ты злишься на меня. За что? За то, что на дне рождения я назвала тебя наивной дурой? Так это правда, и ты это знаешь. Или за то, что я рассмеялась, когда услышала, что с тобой поступили так же как со мной? Так это был горький смех, нервный, невесёлый. Но я почему-то ждала, что ты мне хотя бы позвонишь.

— Как-то мне было не до тебя, — усмехнулась я. — Тем более ты крикнула, что всех нас ненавидишь. Всех. И это ты должна была позвонить, Саш. Хотя бы маме.

— Хотя бы маме?! Так и знала, что ты злишься из-за неё. На то, что я не приехала её проводить? Или на то, что до сих пор не отвечаю на её звонки? — она развернула стоящее на подоконнике денежное дерево другой стороной к свету.

Я выдохнула.

— Всё ещё считаешь меня маленькой девочкой, что всегда её защищает?

— А это разве не так? — скрестила она на груди руки и посмотрела в кружку. — Когда меня выдали замуж, тебе было двенадцать. Конечно, ты не понимала, что происходит. Не представляла каково это, когда предают самые близкие. Каково, когда женщина, что должна защищать и вставать на твою сторону просто потому, что её имя «мать», всегда выбирает не дочерей, а мужа. Как себя чувствуешь, когда со слезами на глазах приходишь к маме за помощью, а она отвечает: «Смирись, милая. Стерпится, слюбится. Он хороший человек». Я верю, что тогда ты не понимала. Но сейчас, когда тебя саму сбыли с рук как породистую лошадь, неужели это я заслужила твоё презрение, а не она?

— Она больна.

— Ну да! — она так резко отставила на подоконник кружку, что кофе выплеснулось. — Она такая. Слабая, безвольная, покорная, вечно заглядывающая отцу в рот. И ты считаешь это её оправдывает, что просто она такая? Не может пойти против воли мужа. И даже если возразит, всё равно потом сделает так, как скажет он, лишь бы не спорить. Может, это всё оправдывает? Особенно теперь, когда она ещё и больна?

— Я не знаю, Саш, оправдывает это её или нет, — встала я и подала ей тряпку. — И в праве ли я осуждать маму за то, что она такая. Или осуждать отца, что он поступил так как поступил. Мне в этом доме никогда ничего не рассказывали и не объясняли, то щадя мои чувства, то ссылаясь на то, что я ещё ребёнок. Но скажи мне, почему ты не поступила по-другому? Почему, как и она, выполнила волю отца?

И я ждала, что она скажет: а ты? Я даже внутренне сгруппировалась, ожидая её упрёк. Даже набрала в грудь воздух, чтобы ответить… но чуть им не подавилась, когда она сказала:

— Потому что у меня совсем другая ситуация, Жень. Мой муж не Моцарт. Он не предложил мне договор, не сказал, что и пальцем ко мне не притронется, а потом отпустит. Не объяснил, что это фиктивный брак. Потому что наш брак не фиктивный. И мне поставили совсем другие условия. Мне навешали на уши лапши, давя на жалость, на сострадание, на чувство долга и чёрт знает на что ещё. Мне тоже было всего лишь двадцать, я доверяла родителям, я даже искренне верила, что смогу полюбить мужа. А теперь я могу от него уйти, только родив ему ребёнка, которого он так хочет.

— А ребёнка? Оставить ему? — ужаснулась я.