Поппи, качая головой, садится на дальний конец дивана, подгибая под себя ноги и тем самым создавая стену. Я сажусь на другой конец, поворачиваюсь к ней и кладу руку на спинку дивана, намеренно выбирая открытую позу, которая приглашает ее заползти ко мне на колени.
Поппи не принимает приглашения и смотрит на меня безразлично.
– Как ты украл мой ноут? Рассказывай.
– Мы уже все обсудили, – замечаю я.
– Ты не все рассказал, – заявляет она, и у меня сжимается желудок.
Нет. Еще рано. Я
Поппи смотрит в ответ, а потом вытягивает одну ногу и упирается большим пальцем мне бедро.
– Я даю тебе шанс признаться. Не облажайтесь, мистер. Последний шанс… расскажи мне о том, как ты украл мой ноутбук.
Черт. Откуда она узнала? Она никак не могла знать. Она никак
Каким-то образом она выяснила, зачем я приходил на тот ужин.
– Я не знаю,
Поппи рычит, но убирает палец, внимательно слушая.
– Выкладывай. Я хочу, чтобы все твои внутренности были выложены на этом диване, прямо здесь, прямо сейчас, или, да поможет мне Бог, я сделаю это за тебя. Выпотрошу тебя, как Рэмбо посреди джунглей, но при этом воспользуюсь тупыми, ржавыми ножницами и буду резать тебя медленно и болезненно. – Она делает выпад, но, к счастью, ее рука пока что пуста.
– Не сомневаюсь. – Я вздыхаю, вытираю лицо и смотрю на потолок. Так много всего нужно раскрыть, а у меня пока не было шанса понять, как рассказать эту историю, где она начнется и где остановится.
Так что придется действовать наобум.
– Я украл твой ноутбук, но приходил туда не за ним. Я приходил за гораздо более ценной вещью.
Неужели только вчера вечером я обещал себе все рассказать? Тогда это казалось чем-то простым, теоретическим. Теперь же я до смерти боюсь раскрывать уродливую правду. Я не хочу, чтобы Поппи посмотрела на меня с презрением, с тем же отвращением, с которым я уже слишком хорошо знаком. Или, что еще хуже, – с разочарованием. Я слишком часто видел его в лицах родителей. Когда я был моложе, мне нравилось быть бунтарем, который бросал вызов их убеждениям. Но с возрастом я понял, насколько это не важно. То, как я живу, по-настоящему влияет только на меня. Во всяком случае, так было до сих пор.
– За «Черной розой», – договаривает Поппи, пока я молчу. – Ты украл ее и заменил подделкой.
Я ворчу в знак согласия. Больше мне ничего не остается.
Поппи перепрыгивает со своего края дивана на тот, где сижу я, и приземляется мне на колени, только не в хорошем смысле. Ее ладони бьют по моей груди, скорее раздражая, чем причиняя боль.
– Сукин ты сын!
– Почему ты мне не сказал?
– Лживый засранец! – Она дергает меня за ухо, и у меня глаза слезятся от боли.
Она начинает колотить меня в грудь, и каждый удар сопровождается одним и тем же словом: «Почему… почему… почему?»
Я принимаю удары, не сопротивляясь и даже не защищаясь, что еще больше ее злит. Она тычет меня в грудь, прямо над сердцем, зазубренным ногтем, который она, очевидно, грызла от волнения.
– Почему ты мне не сказал? Ты мне солгал!
Поппи наносит еще одну пощечину, и на этот раз я аккуратно ловлю запястье и крепко прижимаю раскинутые руки к своей груди. Она борется, но я успокаиваю ее рычащей мольбой:
– Поппи. Выслушай меня.
Когда она затихает, я вижу блеск слез в ее глазах. Тише и менее уверенно она спрашивает:
– Так все это было ложью?
Медленно отпустив руки, я нежно обхватываю ее лицо ладонями.
– Нет. Это не ложь. Я клянусь.
Она фыркает, обижается, и я вижу, как под этими надутыми губами скрывается боль.
– Я не верю тебе.
Я сглатываю, понимая, что пришло время раскрыть душу.
– Поппи, если бы все это было ложью, меня бы здесь не было. Ты вернула ноутбук, и ты более чем прикрыла меня с семьей. Если бы я врал, я бы уже двигался дальше.
Я провожу большим пальцем по ее губам, ненавидя боль, которую причинил. Ее глаза сужаются, выискивая в моих словах полуправду и ложь. Поппи ищет лазейки, как ищет сюжеты для своих книг, вникая в каждый нюанс.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что соседний дом – это прикрытие, место, где можно спрятаться вдали от настоящего дома, чтобы не оставлять следов. За последние несколько лет я жил в дюжине или более таких мест. Поппи, я остался здесь из-за тебя. Если бы не ты, я бы свалил отсюда неделю назад.
Она дуется.
– Ненавижу, когда ты применяешь логику, особенно, мать твою, когда я так хорошо на тебе сижу, – напоминает она с последним любовным похлопыванием, на этот раз по моей щеке. Хотя она огрызается, ее гнев ослабевает. Поппи соскальзывает с моих колен на диван. – Расскажи мне всю историю. Всю, каждую деталь.