Невеста на один день

Это трудно, и я сижу молча какое-то время, прежде чем встать и начать расхаживать по гостиной, то в одну сторону, то в другую, пытаясь выразить свои мысли словами. Орешек и Сок следуют за мной первый круг, но потом ложатся на свой лежак и смотрят, как я брожу кругами, изредка поглядывая на Поппи в поисках подсказки о том, что происходит.

Я бы тоже хотел знать, но я, так же, как и они, уже запутался.

– То, что я рассказал тебе раньше, не было ложью, разве что короткой версией истории. Я действительно начинал как карманник и с мелкого воровства. Однажды, когда я был еще несовершеннолетним, меня поймали за кражу в магазине, но родители помогли выпутаться. Ущерб я возмещал волонтерской работой. Вот только родители никогда не давали забыть о промахах. Именно с тех пор я стал паршивой овцой. Преступником. Неблагодарным за все, что они для меня сделали. Я мог бы стать лучше, доказать им, что достоин их любви. Но я этого не сделал. Я решил, что если они уже списали меня со счетов, то зачем пытаться доказать обратное?

Я прочищаю горло, мысленно устремив взгляд в прошлое.

– По иронии судьбы, именно на общественных работах я встретил людей, которые меня ценили. Там были другие малолетние преступники, и они приняли мою точку зрения и кое-чему научили. Они дали мне новые связи. Так я начал падать все ниже и ниже.

– Коннор, я знаю, что это прозвучит стервозно, но сейчас меня не волнуют твои проблемы избалованного богатого мальчика, – говорит Поппи, выжидающе вскидывая руку. – Переходи к ограблению.

– Я уже перехожу, поверь мне. После того, как я обзавелся связями, у меня появился уголок, где я околачивался, обворовывая туристов. Однажды я подслушал, как парень в костюме говорил по телефону о выставке в галерее. Он сказал, что готов заплатить десять тысяч долларов за картину. Не знаю, почему я это сделал, но я пошел за ним, увидел, где он работает, и имя на двери.

Я вспоминаю, качая головой, как мне глупо повезло с первой работой.

– На следующий день я отправился в упомянутую им галерею и посмотрел картины. Я бывал в музеях на экскурсиях, но на этом мои познания в искусстве заканчивались. Но яйца-то у меня больше, чем мозги, поэтому я решил, что справлюсь. Так что я наблюдал, ждал, и в конце концов все оказалось просто.

– Просто?

Я пожимаю плечами.

– Ты не представляешь, насколько порой халтурит охрана в галереях. Они даже не осознают этого, потому что большинство посетителей – законопослушные, хорошие люди, которые не собираются красть предметы искусства. Слушай, я буквально засунул картину под толстовку и вышел. Позже в тот же день я появился в офисе того парня и сказал ему, что у меня кое-что есть. Ты бы видела его глаза, – продолжаю я, покачивая головой. – Они стали большими, как чертовы блюдца. Он был так взволнован, что его даже не волновал факт кражи. Он сунул мне десять тысяч наличными прямо на месте, как будто это была мелочь, и я ушел, чувствуя себя богом.

– Должно быть, это был кайф, – бормочет Поппи, на что я хмыкаю в знак согласия.

– Был, но когда он угас, я больше не чувствовал себя богом. Я чувствовал себя как… как дьявол. Я стал именно таким, каким меня считали родители. Поэтому я решил упиваться этим, наивно полагая, что, восстав против них, я смогу уменьшить последствия их разочарования.

– И что потом?

– Потом я начал гоняться за кайфом. Я делал это снова и снова. Но я был умнее многих. Я изучил искусство, перешел от карманных краж к взлому с проникновением, а затем к более сложным методам. Я стал мастером своего дела. Слухи распространились, и меня стали нанимать на работу. Все было бы хорошо, только… – Я сглатываю, проводя руками по волосам, когда воспоминания о былых днях начинают мрачнеть. – Неожиданно умер мой дед. Я находился за городом по работе, и мама с папой не могли до меня дозвониться. Я не знал, поэтому пропустил службу. Отец впал в ярость и до сих пор меня не простил.

Я тоже не простил себя, но сейчас речь идет не об отпущении моих грехов.

– После смерти деда отец так и не оправился. Он… сник, стал таким, каким ты его видела. Может быть, если бы я не ушел, я мог бы как-то помочь. Но этого я никогда не узнаю…

Я вздыхаю, оставляя позади боль тех черных дней, тот одинокий визит на могилу человека, который в детстве научил меня фокусам, вытаскивая четвертаки из-за ушей. Эти ловкие трюки пригодились мне так, как он и представить себе не мог. В каком-то извращенном смысле я чувствую, что мое воровство – это дань уважения. Я использую знания деда, хотя и не совсем так, как он хотел. Интересно, стыдился бы он меня или гордился?

– В каком-то смысле меня это спасло. Я перестал воровать ради кайфа и стал профессионалом во всех аспектах. В тот вечер мне нужно было украсть «Черную розу». Все было готово: подмена, сумка для оригинала, пусковой механизм на лампах. Все!

Поппи делает глубокий вдох.

– Но я тебе помешала?

Я смотрю на нее, желая, чтобы она увидела честность в моих глазах.