– Каролина, стой! – кричу, когда та уже занесла руку над водой и с поистине злой ухмылкой готовится выкинуть мое “спасение”. – Не надо! – сжимаю руки в кулаки от бессилия. Я, конечно, понимаю, что Илья может нарисовать еще с десяток таких бумажек, но это уже дело принципа. – Не надо, пожалуйста, отдай это мне. Мне нужна эта бумажка, – говорю и тяну к ней руки, наступая медленно, шаг за шагом, абсолютно не смотря под ноги, а сосредоточив взгляд на бегающих глазках девчонки. А эта дамочка поистине со стальными нервами, даже не шелохнется.
– Это чек.
– Да, это чек. Мой чек! Он нужен мне…
– А я не отдам, – задирает нос ребенок, – догони меня и забери! – топает ножкой и машет рукой над самой-самой водой.
Она делает взмах, а у меня такое ощущение, что вместе с бумажкой, что трепещет на ветру, трепещут и мои нервы на грани срыва.
– Каролина, – слышу за спиной поспешные мужские шаги, – ну-ка прекрати! – прилетает от Ильи, который наконец-то сообразил и пришел следом. – Верни бумажку Насте, – он замирает у меня за спиной, и я хотела бы сказать, что он пышет от гнева, вот только я не чувствую злости в голосе.
Ей что, тут и правда все сходит с рук? Избалованный тепличный цветочек!
– Не-а, – машет головой ребенок в ответ на реплику “любимого” дяди. – Пусть заберет.
Все.
У всего есть предел, и у моего терпения тоже. Заберет, так заберет. В конце концов, максимум, что я теряю, это бумажку, которую она утопит. Но в таком случае я пытками заставлю Сокольского нарисовать мне новую, и в качестве моральной компенсации пририсую еще ноль, да не один!
– Последний раз прошу по-хорошему, – выдох и выдох, Настя, – отдай ее мне, Каролина.
– Не отдам, – подпрыгивает девчонка, а я, выпустив из рук подол и рванув с места, делаю пару шагов. Но в тот момент, когда я, уже почти схватила бумажку в ее пальчиках, девчонка резко отскакивает от края бассейна, и я, как была в туфлях и платье, пролетаю вперед и, взвизгивая, лечу в этот злосчастный бассейн! Считанные секунды, когда я, успев задержать дыхание в самый последний момент, ухожу под толщу воды с головой, услышав только:
– Настя, твою…
И думаю о том, что я ведь совершенно не умею плавать.
Словно вата в ушах, кокон из воды вокруг, а сердце будто замерло и не функционирует. Паника. Меня с ног до головы охватывает дрожь от страха, и я начинаю вилять всеми конечностями, чтобы сделать хоть что-то, но намокший подол платья обмотался вокруг ног и даже тянет вниз, на дно. Мне кажется, что это все. Карма догнала за вранье и наши грязные игры с Сокольским. Настал мой конец.
Но тут ноги упираются в пол, и я поспешно выныриваю, вдыхая полной грудью и, найдя точку опоры, вытираю ладонями с глаз потекшую тушь, которая ужасно щиплет глаза. Пытаюсь отдышаться, кашляя, но меня всю шатает от пережитого страха, и я чуть не падаю обратно в объятия бассейна, когда чувствую, как меня цепляет кто-то за руку и тащит на себя. А открыв глаза, вижу Илью, который сидит на корточках у края, посмеиваясь, с чеком в руке, а эта мелкая бандитка стоит у него за спиной и хохочет во все горло.
– Эффектное падение, Загорская, – издевается негодяй, подмигивая, а я сжимаю губы от обиды и даже не понимаю: это из глаз брызнули слезы или все та же вода с волос катится по щекам. И почему дрожит губа, словно в подступающей истерике?
Я промокла напрочь, в просвечивающем тонком сарафане, по рукам бегут гигантские мурашки, приподнимая светлые волоски, и меня знобит. Страх из детства, когда из-за халатности воспитателей, я чуть не утонула в общественном бассейне, не отпускает и по сей день, и меня колотит, как при лихорадке, а этот идиот смеется, ему все равно! Ему всегда и на всех было плевать.
– Смешно? – говорю сдавленно, кажется, от потрясения и голос пропал. – Смешная, Настя, – хриплю, не говорю и, выдернув руку, обхватываю себя за плечи, с трудом сдерживая рыдания. И до Ильи, кажется, только сейчас доходит, что что-то не так. С губ слетает улыбка, а в глазах просыпается беспокойство. Ну, надо же...
– Э-э-эй, ты чего ревешь, Насть? Давай руку...
– Что здесь… – слышится бас Сергея.
– Произошло! – визг Эммы.
Родители “жениха” вылетают к нам на террасу, останавливаясь позади сына с внучкой, а я только и могу, что поджимать губы и прикрывать грудь руками. Потому что этот сарафан не предполагает наличие нижнего белья, а еще в нем точно нельзя купаться, потому что он просвечивает все! И слишком явно.
Но зато Эмма может быть довольна, такое представление, такой падение – она мне этого никогда не забудет.
– Иди сюда, неуклюжая, – вздыхает Илья, игнорируя присутствие родителей и тянется ко мне, желая помочь выбраться. Вот только это нужно было делать раньше. – Подумаешь, искупалась, никто же не умер…
– Дурак, – бурчу в ответ зло, прикусывая губу и поймав проплывающие рядом туфли, выкидываю на бортик, подходя ближе.