Утро встречаю в постели одна. Даже как-то не верится в подобное. Но, зная график и ритм жизни Сокольского, не удивляюсь. Этот Сокол – птица ранняя и наверняка уже упорхнул куда-то по своим важным-преважным делам.
Медленно выплывая из сладких объятий Морфея, переворачиваюсь на спину и раскидываю звездочкой свои конечности на широченной кровати, устремляя взгляд в светлый потолок. И вроде хочется улыбнуться от того, как мягко и как прекрасно я выспалась, что, кстати, странно. Но вместе с организмом просыпаются нервишки.
Наш день два.
Вчерашний был из рук вон какой отвратительный, эмоциональный, нестабильный и… волнующий. Что ждет нас сегодня?
Ужин с тремя змеями.
Да, такая себе перспектива, но Илья обещал поддержать. Обещал “играть” на моей стороне, и уж не знаю почему, но я ему верю. После того, каким растерянным увидела этого идеального буку вчера, ни на грамм не могу усомниться в его честности.
Всего лишь пару-тройку часов продержаться. Потом еще денек, и к вечеру я уже занырну в теплую ванну с пенкой в своей маленькой уютной ванной с бокальчиком дешевенького, но так любимого мной вина, и буду в красках расписывать Ксю, какой Сокольский козел. Ну, не прелесть разве?
Сутки.
Осталось потерпеть всего сутки.
Сладко потянувшись, нехотя поднимаю свое бренное тело с кровати и вижу на прикроватной тумбе записку:
Это мило. Даже как-то романтично. Хотя где Илья, а где романтика!
Быстро принимаю душ, волосы заплетаю в аккуратную косу и, остановив свой выбор на очередном легком сарафане, понадеявшись, что сегодня приключений не будет, выхожу из комнаты, держа курс на столовую. Время подползает к двенадцати, а значит, я благополучно проспала завтрак, но хотя бы попаду на обед.
– Доброе утро, – захожу в открытые двери столовой, встречаясь первым делом взглядом с Эммой, и только потом замечаю замершего чуть поодаль Сергея Денисовича, который тут же оборачивается на мой голос.
– Доброе, Настя! – улыбается отец Ильи. – Ты как раз вовремя, сейчас подадут обед.
– Здравствуй, Анастасия, – чопорно и скупо приветствует хозяйка дома. Вот мне бы обидеться, но сколько можно, в самом деле! Не буду я ей уподобляться и воротить нос.
– Здравствуйте Эмма Константиновна, – киваю и прохожу к столу. – Что-то я после вчерашнего перелета сильно утомилась. Илья утром ушел и даже не разбудил, – присаживаюсь на стул, который мужчина для меня совершенно по-джентельменски отодвигает, и улыбаюсь в знак благодарности.
– Он утром полетел в офис, срочные дела, – словно оправдываясь, говорит Сергей.
– Ничего, я уже привыкла, что у моего мужчины работа всегда будет на первом месте.
– Это да, Илья у нас буквально жить на работе готов. Да и я сейчас уже поеду, – бросает взгляд на часы мужчина. – Только для начала, – поджимает губы, – Каролина! Иди-ка сюда, внученька, – тут же меняется тон с расслабленно-утреннего на собранный и серьезный. Даже пугающий, я бы сказала.
Недовольно пыхтя, из-за угла выходит маленький чертенок, что вчера устроил представление на потеху всему семейству со мной в главной роли.
Подходит ко мне и, спрятав руки за спину, дуя щеки, отводит взгляд в пол.
– Что ты должна сказать? – стоит тенью у нее за спиной Сергей, а мне в этот момент становится ужасно не по себе. Слышать, каким тоном дед к ней обращается, видеть, как краснеют маленькие щечки и как дуются губки.
Неловко. Будто это я устроила вчера неприятности, и я должна извиниться.
Никогда не любила быть в центре внимания, в плохом ли, в хорошем смысле – все равно. И быть причиной конфликта между кем-то – тоже то еще удовольствие.
– Каролина! – разрезает тишину столовой голос хозяина дома.
– Сергей! – одергивает его жена. – Ты перегибаешь!
– Это наша внучка перегибает. Такое поведение вопиюще неприлично в хорошем обществе, ясно? – прячет руки в карманы брюк мужчина, а мне сейчас вместе с Каролиной хочется провалиться сквозь землю прямо тут. Вместе с этим стулом, чтоб ему неладно было.
– Прости… – шепчет девчонка едва слышно.
– Я не слышу! – опять строжится отец Ильи.
– Я говорю, прости. Прости, пожалуйста! – поднимает глаза, полные слез и обиды, Каролина и смотрит прямо, дерзко встречая мой растерянный взгляд. – Я просто пошутила. Я больше так не буду, – говорит зло, а голосок дрожит, так же, как и губка. Малышка сейчас явно вот-вот расплачется. И такой ее растрепанный и расстроенный вид болью отдается в груди.