Невеста наместника

Темери проснулась рано — было еще темно, но сон улетел, как будто его и не было. Как будто кто-то разбудил. Сон спугнуло отчетливое понимание того, что теперь она — законная супруга наместника Танерретского, а с этой мыслью смириться было не так-то легко.

Внезапно вернулись сомнения, которые, было, отступили под воздействием вчерашних обстоятельств. Да, вчера все висело на волоске, но сегодня-то мир обрел долгожданную прочность и устойчивость. И, наверное, Нижний город праздновал этой ночью так же, как Верхний и как цитадель.

Корабль, к которому Кинрик привел молодую жену, оказался новым двухмачтовым судном непривычно стремительных обводов: такому в трюм много товаров не положишь. И парусная оснастка подходила бы больше почтовому судну, чем торговому. У него были даже пушки — десяток. Четыре носовых, четыре по борту, и две с кормы.

Палуба вкусно пахла лаком и краской.

Кинрик, не дожидаясь расспросов, объяснил, что корабль строился для прежнего наместника и если бы был закончен к моменту его смерти, то стал бы его погребальной лодкой. Но к тому моменту у судна не было даже имени, так что заканчивали строительство к началу навигации. А потом добавил, что сам не знал, что корабль уже даже успели отделать.

На самом деле, на счет отделки он был прав лишь частично: ни каюты, ни трюмы готовы еще не были. Зато наружное убранство выглядело внушительно — резьба, позолота и сверкающая на солнце медь добавили событиям этого дня еще немного праздничности…

Корабль стоял на якоре в бухте, но так близко к берегу, как только позволяла безопасность судна. Добирались туда на шлюпке, а когда команда подняла якорь и поставила паруса, у Темери захватило дух…

Жаль, морская прогулка длилась не более получаса. Она готова была провести на борту весь остаток дня и всю следующую ночь.

Темери проснулась, звоном колокольчика вызвала служанку. Та прибежала, сонная, сразу уж с кувшином воды. Подогреть не успела, правда, но так даже лучше: холодная вода бодрит.

И только полностью одевшись, вдруг поняла, что не знает, куда пойти и что делать.

Да уж, это утро отличалось от вчерашнего куда сильнее, чем можно было представить.

Выходить к завтраку было рано (да и куда подадут завтрак?).

Бродить по замку затемно, пугая прислугу, тоже не очень хотелось.

Пожалуй, была только одна мысль, что продолжала ненавязчиво со вчерашнего дня жужжать в голове: она так и не объяснила чеору та Хенвилу, отчего вдруг они с Кинриком передумали тянуть время и так спешно все подготовили, что даже сами удивились, каким образом им удалось успеть до рассвета.

Вот только… сейчас точно поздно разыскивать благородного чеора и рассказывать, как они испугались, что пустые сплетни могут привести к кровавому бунту.

Может быть, и не привели бы. Может, это был пустой, глупый страх… но что бы она ни сказала, все будет звучать, как жалкая попытка оправдаться.

Служанка затопила камин и была отпущена досыпать. А Темери, соблюдя все предосторожности, вновь открыла тайный ход.

Во-первых, стоило изучить уцелевшую часть системы коридоров, выяснить, куда можно соваться, а куда не стоит. Это простое дело, не связанное ни с какими интригами и позволяющее попутно думать о будущем… и настоящем. Во-вторых… во вторых, когда проснулась, ей все казалось, что во сне ее пытался дозваться Ровверик. И там, во сне, у него было какое-то важное дело не то к чеору та Хенвилу, не то наоборот такое, о котором благородный чеор знать не должен. Да, это мог быть просто сон. Но раз уж все равно спать не хочется, а заняться нечем, то отчего бы и не проверить?

Старуха-колдунья, очевидно, спала. В ее комнате было темно и тихо. Так же тихо и темно было в еще нескольких комнатах, которые Темери миновала, не задерживаясь. Скорей всего, они сейчас пустовали.

Один ход Темери хотела проверить особенно. Еще в прошлый раз. Он вел в сторону хозяйственной части цитадели, и она в детстве не успела его как следует изучить. Но помнила, что где-то есть выход прямо на кухню, а еще должен быть ход в открытую галерею… если она сохранилась.

Остановилась она, только когда поняла, что почему-то вовремя не свернула, и снова оказалась в квадратной башне. (Может быть, Ровве именно этого и хотел?)

И там что-то происходило.

Браня свое любопытство, Темери все-таки прильнула к смотровой щели.

Горела на столе одинокая свеча. Шеддерик тихо разговаривал со слугой, но если затаить дыхание, то все слышно.

— Да, я сказал, что час слишком ранний, благородный чеор, — отвечал слуга на прозвучавший ранее вопрос. — Однако он настаивает на встрече. Осмелюсь сказать…

— Что?

Шеддерик это слово как будто выплюнул.

— Чеор та Дирвил высказал намерение не уходить из гостиной, куда был сопровожден мною, до тех пор, пока не поговорит с вами. Он высказал намерение драться, если кто-то попытается выставить его вон.

Повисла секундная пауза, после которой Шедде так же резко ответил:

— Ладно. Пусть ждет. Хотя нет. Проводи в кабинет наместника.