Невеста Нила

Только придя домой, Паула смогла немного собраться с мыслями. Прежде всего ей следует вырвать из сердца роковую страсть к Ориону, как бы она ни проявлялась: под видом ненависти или любви. Лишь тогда она может вполне наслаждаться свободой и тихим счастьем у своих новых друзей, где устроил ее заботливый Филипп. Ее душа успокоится, когда оборвутся последние связи с домом наместника. Зачем требовать от жизни более, чем она дает, и не довольствоваться настоящим?

Паула обрела мирное пристанище, где ее окружает атмосфера любви; здесь она сможет найти деятельность по душе, служить добрым людям, сознавать, что ее энергия не пропадет даром. Молодая девушка ежедневно ходила в монастырь, чтобы присутствовать на богослужении. Почтенная игуменья, вдова знатного патриция из Константинополя, приблизила ее к себе. Она знала родителей Паулы и часто говорила с ней об умершей матери, превознося кротость и царственную красоту этой женщины, так рано похищенной смертью. Юная дамаскинка могла вполне довериться настоятельнице, которая полюбила сироту, как дочь, ниспосланную небом для отрады в ее старости.

Семья Руфинуса также являла собой пример редкостных добродетелей. Паула даже и не подозревала, что на свете есть такие необыкновенные люди.

Хозяин дома, бодрый, здоровый старик с шелковистыми белыми кудрями и белой бородой, чем-то походил на апостола Иоанна в преклонных летах, отчасти на воина, поседевшего в бранных подвигах. Он был одарен по-детски незлобивым сердцем, хотя любил говорить притворно-суровым тоном. Руфинус нередко шутил с Паулой и поддразнивал ее, когда его взгляды противоречили мнениям молоденькой гостьи. Трудно было найти человека настолько довольного своей судьбой и прямодушного, как этот старик. Но обстоятельства заставляли его прибегать к притворству, и дамаскинка понимала, чего стоило честному мемфиту казаться не тем, что он есть. Хозяин был ее единоверцем. Он позволял жене и дочери присутствовать на богослужении в монастырской церкви, но сам прикидывался якобитом и в большие праздники ходил с семейством в якобитский храм, хотя ему очень не нравились церковные обряды коптских христиан.

Состояние позволяло Руфинусу жить вполне обеспеченно, однако он работал с утра до вечера; хотя его занятия не только не приносили прибыли, а, напротив, причиняли убытки, он считался в городе человеком зажиточным, что могло накликать на старика немалую беду. Если бы шпионы патриарха заподозрили в нем мелхита, то он подвергся бы изгнанию из города, а его имущество пошло бы в пользу церкви. При таких условиях поневоле приходилось соблюдать осторожность; Руфинус давно хотел уехать из Египта, но не находил покупателя на свое недвижимое имущество, так как в разоренном Мемфисе было в десять раз больше заброшенных жилищ, чем обитаемых.

А между тем его удобный, вместительный дом с обширным садом над рекой ценился прежде очень дорого. Правда, теперешний хозяин купил весь участок баснословно дешево незадолго до нашествия арабов у одного якобита, который был вынужден к поспешному бегству преследованиями мелхитского патриарха Кира за то, что ему удалось совратить в свою веру православных рабов. Так быстро происходили в ту эпоху самые резкие перемены в несчастной стране.

Врач Филипп уговорил своего бывалого и опытного друга поселиться в Мемфисе, и здесь они жили вместе, помогая друг другу в работе.

Жена Руфинуса, нежное, хрупкое создание с худощавым, необыкновенно привлекательным лицом, казалась его дочерью, и действительно была моложе мужа на двадцать лет. Прожитые годы наложили на нее печать страдания, и вместе с тем кроткой покорности судьбе. Деятельный, пылкий характер Руфинуса причинял ей бесконечно много забот и тревог, что не мешало, однако, достойной женщине быть самой преданной подругой. Она старалась удалить с его жизненного пути малейшую помеху, малейшее неудобство, и каким-то удивительным инстинктом угадывала, что может быть полезно или приятно мужу. Филипп в шутку уверял, будто бы ее привычка постоянно наклонять голову и пристально вглядываться во все своими веселыми черными глазами происходит от боязни просмотреть какую-нибудь соломинку, на которой может споткнуться Руфинус.

Их дочь Пульхерия называлась сокращенным именем Пуль, впрочем, отец обычно звал ее «бедное дитя».