Скрипнула калитка. Послышались шаги. Рокки поднял голову. По дорожке к дому медленно, то и дело останавливаясь, шла Оба. К груди она прижимала две кастрюли, обвязанные полотенцами. Рокки отставил в сторону миску. Хотел было подняться, но ноги немедленно отозвались острой болью.
– Доброй ночи… дон Рокки, – запнувшись, поприветствовала его Оба. – Не вставайте, ради бога! Прошу простить, что я так поздно… Мясо всё никак не доходило! Я принесла вам фейжоаду. И акараже с креветками. По-моему, получилось неплохо.
– Спасибо. Я слышал, как ваши подъезжали. Снова макумба?
– Нет. Просто завтра день рождения доны Жанаины. Приедет много гостей, и мы прибыли заранее, чтобы успеть всё приготовить. Вы ведь придёте к нам, дон Рокки? Дона Жанаина непременно заглянет к вам сама, чтобы пригласить…
– Передай ей, чтобы не трудилась. Я очень ей благодарен, но… – Рокки помолчал, пытаясь подобрать слова. – Я отвык от шума. И от людей. И никогда не любил… всего этого.
– Я… понимаю, да. Думаю, дона Жанаина поймёт тоже.
В темноте повисло неловкое молчание. Оба поставила свои кастрюли на перевёрнутый ящик у крыльца, отогнала светлячка, усевшегося ей на волосы. Рокки внимательно наблюдал за молодой женщиной, отодвинувшись от лунного света в тень. В кухне прекратился звон посуды, почти смолк телевизор. Рокки усмехнулся – и только сейчас заметил у калитки огромную фигуру, почти слившуюся с зарослями гибискуса.
– Твой мужчина тоже пришёл? Боится за тебя?
– Да, Огун, он… Он захотел пойти со мной. Дело в том, дон Рокки, что… – вконец смешавшись, Оба умолкла и принялась комкать в руках полотенце. Рокки смотрел на пляшущих над кустами светлячков и благодарил бога за темноту вокруг. За благословенную тьму, которая помогла ему овладеть собой. И голос Рокки, когда он обратился к Оба, звучал почти как обычно.
– Ты что-то хотела сказать мне, дочь моя.
– Да, дон Рокки. Хотела. – Оба шумно вздохнула и решительно повесила перекрученное полотенце на перила. – Я хотела спросить, с вашего позволения… Что вы собираетесь теперь делать?
Рокки молчал.
– Извините меня, дон Рокки, я понимаю, что не имею никакого права спрашивать, но… Но ведь вам не нужно больше прятаться, не так ли? Ваша сестра сейчас успокоилась в мире эгунов. Эуа и Ошумарэ дали ей ребёнка, и Ийами Ошоронга больше не потревожит вас. Вам нет никакой нужды возвращаться в тюрьму.
– Это так, – ровным голосом подтвердил Ироко.
– Ну вот… И я подумала… Я решила, что, может быть… Дон Рокки, мои дела сейчас идут хорошо. У меня свой ресторан в Бротасе. Не бог весть что, но люди приходят с удовольствием. Есть где жить, квартира небольшая, но места хватает. Я подумала, что вы… Что вам, возможно, захочется перебраться ко мне.
Наступила тишина, прерываемая лишь стрёкотом цикад. Рокки сидел не поднимая взгляда. По его ноге деловито взбирался большой паук.
– Малышка, – наконец, послышался голос – понизившийся настолько, что Оба пришлось подойти ближе. – Верно ли я тебя понял? Ты приглашаешь к себе в дом чужого человека, всю жизнь просидевшего в тюрьме? И полковник согласен на это?
– Мой мужчина не вмешивается в мою жизнь, – тихо, но твёрдо проговорила Оба. Она не решилась опуститься на ступеньки рядом с Рокки и присела напротив него на ящик. – И… И вы ведь сами знаете, что не чужой мне. Так уж вышло.
– Девочка, пойми меня правильно, но… Нельзя звать к себе первого встречного лишь потому, что твоя мать когда-то с ним переспала.
– Вы – мой отец, дон Рокки. С этим ничего нельзя поделать, – упрямо возразила Оба.
– Твой отец – Ошала. Он вырастил тебя и воспитал.
– Я благодарна ему за это.
– Но?..
– Но нельзя оставлять на улице своих родителей.
Рокки негромко рассмеялся. Паук, свалившись с его ноги, испуганно убежал в траву.
– Да, я вижу, Ошала воспитал тебя хорошо. Но я не приму твоего предложения.
– Нет? – Оба помолчала. – Выходит, вам тоже не нужна такая дочь?
Рокки резко поднял голову. Оба встретила его изумлённый взгляд грустной улыбкой. Глаза её сильно блестели в темноте. И, испуганный этим блеском, Рокки заметил, что губы молодой женщины дрожат.
– Чёрт меня возьми, кто… Кто мог такое тебе… Кому может быть не нужна такая дочь, как ты?! Что ты говоришь, малышка?
– Дон Рокки, это старая история, и незачем сейчас вспоминать её, – тихо проговорила Оба. – Вы ведь умный человек и понимаете: люди не меняются. Моя мать осталась такой же, какой была тридцать лет назад, когда вы… её любили. Я не жалуюсь и не обвиняю её. Мама не виновата в том, что родилась такой. Но… Но… Но я всю жизнь, как последняя дура, ждала, что хоть кто-нибудь защитит меня от неё!
– Я ведь тоже не сделал этого, девочка.