Невеста Обалуайе

– Могла бы, знаешь, и позвать меня на этой неделе!

– И ты пришёл бы?

– Хоть раз, женщина!.. Хоть один раз я не приходил, когда ты меня зовёшь? Ну – было такое?!

Эва улыбнулась, покачав головой. Сверху на них смотрела луна. Оглушительно трещали цикады. Со стороны дома доносились смех, музыка. Одуряюще пахли ночные цветы. Горячая, чуть вздрагивающая рука Эшу привычно поползла по груди Эвы. Замерла, наткнувшись на бугорок едва зажившего шрама.

– Ещё больно?

– Уже нет. Но лучше не трогай.

– Зачем только понадобилось вообще это делать? Жесть такая, тьфу… И ради чего? Как будто я тебе когда-нибудь врал… Эвинья! Эй! Чего смешного я сказал? Перестань хохотать, женщина, тебя услышат! Что обо мне подумают люди?!

Но Эва не могла перестать: она смеялась взахлёб, не в силах остановиться, повиснув на плече Эшу и чувствуя, как бегут по щекам слёзы. Эшу молча держал её в объятиях. Сначала он хмурился, потом ухмыльнулся. В конце концов тихо рассмеялся сам. Осторожно, почти незаметно поцеловал плечо Эвы. Шею. Ямку на затылке. Ключицу…

– Эшу… Постой… Подожди же! Остановись…

– Почему? Малышка, ну почему? – Он и не подумал послушаться. – Ну сколько можно перетирать старые дела? Всё же закончилось, слава богу! Обалу, между прочим, наломал дров побольше меня! Чуть не угробил весь Бротас – и ему ничего! Ещё и отхватил шикарную красотку, которая глаз с него не сводит! По-твоему, это честно? Эвинья, ну-у-у… Ну ведь всё же теперь хорошо! Шанго и Ошун вторую неделю не отлипают друг от друга – глядишь, эдак осенью получим ещё пару близнецов! Их дети снова похожи на… на кого нужно. Я же всё исправил, любовь моя! А меня никому-никому не жалко! И даже не дают как следует…

– Эшу, да замолчи же, наконец! Попробуй тебе что-нибудь не дай! Я хочу спросить… и ради бога, не ври, это серьёзно! Ты ещё должен что-то моей матери?

– Что за чушь, Эвинья? Ничего такого не…

– Эшу, угомонись! Не смешно! Она может снова… ещё когда-нибудь… Она может заставить тебя снова…

– Заставить МЕНЯ? Брось, Эвинья! – Эшу, притянув Эву к себе, расхохотался как ребёнок: весело и беззаботно. – Что ты вбила себе в голову? Нана Буруку ничего не может поделать с Эшу! Ты же знаешь это!

– Но…

– Любовь моя! Выбрось всё из головы! Перестань думать, женщинам это вредно! Вообще никогда не думай при мне: это меня расстраивает! Где… тут… мои… сиськи?.. Эвинья! Как тебя понимать?! С какой стати ты нацепила ЭТО?! Ты же баиянка, зачем тебе лифчик?

– Эшу, ради бога! Здесь же люди! Дети! Твоя мать!

– Никому нет дела… Все лопают торт… Не думай ни о чём… Ни о чём не беспокойся, пока я – здесь… Пока я – твой мужчина…

– Ты мой мужчина, пока чего-нибудь не натворишь! – Эва из последних сил, уперевшись обеими руками в грудь Эшу, уклонялась от его жадных, нетерпеливых поцелуев. – А когда это случается, тут же становишься моим братом! И прячешься у меня под юбкой от матери или Огуна!

– М-м… И кому же от этого плохо? У тебя такая широкая юбка, Эвинья… Под ней столько всего интересного…

– Эшу! Да как же тебе не стыдно! Эшу-у…

Луна деликатно спряталась в ветвях. Звёзды, огромные звёзды баиянской ночи сияющими гроздьями свешивались с чёрного неба. От освещённого дома, отмахиваясь от москитов и напряжённо вглядываясь в конец дороги, теряющийся в чёрных пальмовых зарослях, торопливо шла Жанаина. Увидев Эшу, который, как сумасшедший, целовал Эву, повалив её на капот чьего-то автомобиля, Мать Всех Вод остановилась. Покачала головой. Вздохнула. Улыбнулась. Тщательно вытерла ладонью слёзы – и медленно пошла обратно.