Невеста оборотня

- Это ваше замечание приводит нас к одному очень важному выводу, ответил м-р Сэквил. - Когда мосье де Сен-Лауп покидает свой дом, собака всегда остается в его стенах. Когда мосье, к примеру, ужинает у вашего дяди или прогуливается с мисс Фелицией, Де Рец отсутствует, вероятно, охраняя дом старого Армиджа от того, кого могло бы одолеть искушение заняться проверкой старых сплетен о зарытых в саду сокровищах, либо соблазнить новая роскошь француза. Это совершенно поразительно, как им удается распределять между собой обязанности дежурных.

О других новостях, которыми я интересовался, священник мало что знал, или, как я полагал, знал только то, что говорил.

- Коммерция? - уклонялся он от ответа. - Я слышал, что достаточно плоха, но не настолько, чтобы "Баркли и Баркли" не выдержала шторма. Затем, считая, вероятно, что в его возможностях легко успокоить мои тревоги, пастор добавил:

- Ваш дядя говорил мне, что он может добиться определенных частных соглашений, касающихся кредитов, которые обеспечат хороший подъем в его делах.

- Что?! - воскликнул я. - Уже?! Взгляд на открытое лицо этого пожилого человека показал мне, что он уловил внутренний смысл моего горького вскрика. Он выждал несколько секунд, прежде чем я услышал его ответ.

- Мосье де Сен-Лауп представляется мне превосходным джентльменом, сказал он наконец. - Просто после всего происшедшего за последнее время ни вы, ни я не можем относиться к нему с симпатией.

- Я уверен, что мой дядя мог бы подождать немного и навести о нем справки. Отправить письмо нашему посланнику в Париже - или, может быть, он написал французскому консулу в Нью-Йорке?

- Я пришел к выводу, что ваш дядя не рискнул ждать, - рассудительно ответил м-р Сэквил. Произнося эти слова, он поднялся со стула и торопливо покинул мой дом. Лежа в кровати, я видел, как он шел по пустой серой улице. Голова его была наклонена вперед, руки соединены за спиной, и весь его необычный облик резко отличался от внешнего вида бодрых, идущих широким размеренным шагом мужчин с высоко поднятыми головами - обычных прихожан его церкви.

Между тем я не видел никого из тех людей, что были близки и дороги мне. Когда я лежал в коматозном состоянии или метался в горячке, дядя дважды навещал меня в воскресные дни и каждый день утром и вечером посылал Барри справляться о моем состоянии. То, что он не приходил ко мне с тех пор, как я начал поправляться, меня не удивляло. Я знал, что он действительно меня любит, и любит так же, как и прежде: просто ради больного племянника нарушать заведенный порядок каждого дня и вечера было для него немыслимым делом, и в первое же воскресенье, когда я был в сознании, он уже обедал с мосье де Сен-Лаупом. Но мне было обидно и тревожно от того, что проходили дни за днями, а Фелиция так ни разу и не навестила меня. Конечно, наша родственная связь, даже если бы рядом с ней и не было такой надежной горничной, как Уэшти, даже если бы я был только вполовину таким больным и беспомощным, как это было на самом деле, вполне могла избавить девушку от боязни связанного с посещением моего дома скандала, думал я. И, вспоминая мучительную сладость тех слез и поцелуев, которыми она осыпала мое лицо там, в лесу около дома старого Пита, я понимал, что это должно иметь для Фелиции куда большее значение, чем тот страх, который удерживал ее от встречи со мной. Означало ли это, что ей было что сказать мне, а я был еще недостаточно окрепшим, чтобы выдержать откровенность ее слов?

Фелиция пришла вместе с дядей в следующее воскресенье. Снег, принесенный тем первым ураганом, весь растаял под теплыми солнечными лучами, и это был один из тех ярких, сухих, неистовствующих ноябрьских дней, которые воспламеняли даже вялую кровь человека, как и я, долгое время лежащего в постели, и заставляли стремительно, как доброго коня под наездником, скачущего по окрестным холмам, нестись мои мысли. Сквозь небольшие прямоугольники стекол моего окна я видел множество белых облаков, летящих по яркому голубому полотну неба, печные трубы с метелочками дыма над ними и качающиеся верхушки обнаженных деревьев. Лучи заходящего солнца превращали мою тусклую комнату в яркое и светлое пятно. Полинявший ситец моих прикроватных занавесей, штор на окнах и чехлов на стульях заиграл в их свете Яркими и пестрыми красками. Сердце мое учащенно забилось, едва я услышал пыхтенье старой Джуди, спешащей вверх по ступенькам впереди моих гостей, чтобы оповестить меня о том, кто посетил меня в этот час, и хоть немного, прежде чем впустить их, привести меня в порядок., Позади нее раздавался глухой стук тяжелых, царапающих когтями по дереву ступеней, лап, и Де Рец, помахивающий большим хвостом, с высоко поднятой головой проследовал за ней в комнату.