- В город привозят его собаку, - продолжаю я, - зверя силы необычайной и готового на любую жестокость; и случаи нападения волка начинаются вновь. Де Рец обожает мисс Фелицию, не любит меня и ненавидит вас. Лошади боятся пса. Слуги в ужасе от него. Засовы и решетки не являются для него по ночам преградой, утверждают они. Остальные собаки ненавидят его, но не осмеливаются и приблизиться к нему. Тем временем кто-то по ночам начинает посещать дом старого Пита - еще по одному странному стечению обстоятельств - до тех пор, пока не привозят Де Реца. Обратите внимание, с какой легкостью я мог бы направить по следам француза мысли моих прихожан прямо в XVI век.
- Как вы столь уверены в ваших датах? - с любопытством спросил я.
- Я веду дневник - одно из моих оправданий против греха праздности. Мне не понравился этот человек с того самого момента, как я впервые увидел его. Я не доверяю ему. Бог простит меня, но, боюсь, что в псалмах царя Давида я нашел основания этому чувству. Я делал заметки о тех из его передвижений, о которых слышал. Де Рец интересовал Псалмопевца <Псалмопевец/>- библ. царь Давид>.
- Существует реальная возможность использования ваших сведений, сказал я; и затем я рассказал пастору о том, что пришло мне на ум: несмотря на то, что смерть старого Пита, убийство Неро и другие нападения, должно быть, были совершены волком, убийство клерка эсквайра Киллиана и две атаки на меня могли быть осуществлены собакой.
- Нет, если вы только не верите в то, что Де Рец способен отпирать двери, - возразил пастор, - и что вы и мисс Фелиция способны ошибиться и принять за волка собаку, которая была рядом с вами всего лишь получасом раньше; тогда нечего сомневаться и в том, что огромный лесной волк на самом деле был застрелен фермером на значительном расстоянии от города.
- Вы правы, - согласился я. - Разговор с Уэшти о колдовских чарах сказался на моем чувстве здравого смысла.
- Это та область, в каковой она имеет несомненное преимущество перед нами, - улыбаясь, сказал он. - Уэшти пренебрегает целесообразным и по своему желанию перечеркивает границы возможного. Ну хорошо, это было такое забавное и невинное развлечение, что мы надолго сохраним его в своей памяти - хотя я чувствую, словно собака, что мы должны быть снисходительны к нашей гаитянке. Кстати, мне стыдно назвать вам ту сумму, которую он мне дал, словно положил мне ее на бедность.
Пастор поднялся и, продолжая говорить, стал надевать свой плащ.
- Какое, однако, судебное разбирательство я затеял бы против француза, если бы мы вдруг вернулись во времена старого короля Джима, ловца ведьм! К примеру, я никогда не видел вместе собаку и ее хозяина, и не слышал, чтобы это удалось кому-то другому. Конечно, никто и никогда не смог бы увидеть их вместе, если оба они просто разные проявления одной и той же персоны, Я не сразу ответил пастору. Пока мы разговаривали, мой мозг втайне от меня проанализировал те факты, которые м-р Сэквил расположил в надлежащем порядке и в этот момент мое подсознание одарило меня идеей настолько потрясающей, что меня едва не разорвало от нее. Но эта мысль предназначалась для обсуждения с эсквайром Киллианом, а не с пастором, так как она была тесно переплетена с историей моего наследства, которая к тому времени стала казаться мне настолько не правдоподобной, что стыд и досада, испытываемые мной при воспоминаниях о деньгах старого Пита, заставляли меня быть сдержанным. Поэтому, когда пастор сделал паузу в своих словах, я шутливо посоветовал ему:
- А почему бы вам не обратить внимание мосье де Сен-Лаупа на то обстоятельство, что его и его собаку никто и никогда не видел вместе?
- Потому что с тех пор, как он вознамерился жениться на вашей кузине, я намерен всеми возможными средствами сохранять с ним дружеские отношения, - серьезно ответил он.
- И я заклинаю вас поступать подобным же образом. Я предчувствую, Роберт, что для мисс Фелиции будет полезно, если ее добрые друзья, подобные нам, смогут находиться рядом с ней.
И с этой зловещей рекомендацией, прозвучавшей, словно эхо совета Уэшти, пастор покинул меня.
***
Утром следующего дня меня зашел проведать эсквайр Киллиан. По той заботливой осторожности, с какой он избегал в разговоре со мной всякого упоминания о болезненной для меня теме, я догадался, что он уже слышал новость о помолвке Фелиции и Сен-Лаупа и понял, что это значило для меня, и нынешнее его посещение моего дома являлось для него почти визитом соболезнующего товарища. Однако его единственное упоминание об этом событий едва ли могло бы быть более определенным.