Вот стою я на кухне, и кушать готовлю, а внутри ощущаю странную тревогу. То, что Элеонора Рудольфовна буквально насильно меня заперла в этой квартире вчера вечером со словами «супругам полагается жить вместе», казалось еще мелочью. На все мои доводы о том, что для начала нужно обсудить все с ее внуком – она находила контраргументы, и выворачивала информацию себе во благо. Я никогда не умела с кем-либо спорить, а с этой женщиной не имела ни малейшего шанса. Совесть меня мучила по многим пунктам, и нужно объясниться. Так что беру поднос с чашкой кофе, омлетом, тостами и стаканом молока.
Вольдемар Вениаминович (никак не привыкну обращаться к нему по другому) вызвал во мне очередной укол совести. Он был во вчерашнем мятом костюме. Не выспавшийся. Растрепанный. И такой домашний… Я водрузила на журнальный столик яства и осталась стоять. Он небрежным взглядом изучил содержимое своего завтрака и выдал:
– Я молоко не пью!
– Это я себе…
В ответ он лишь искоса на меня глянул и первым делом пригубил горячий ароматный напиток. После первого глотка рука привычно потянулась за сигаретой, но он остановил себя. Вновь бросил на меня укоризненный взгляд, и сделал еще один глоток.
– Может, присядешь? А то мне кусок в горло не лезет.
– Простите! – я поспешила и пристроилась на край дивана.
Он подсунул мне мой стакан с молоком, и продолжил трапезу уже более расслаблено. Зато я расслабиться в его присутствии никак не могла. Мне хотелось поговорить, объясниться – но я не знала с чего начать.
– Спасибо! – выдал он дежурную фразу, но мне стало приятно от такой малости. Я невольно улыбнулась.
– Поговорим? – прямо в лоб начал он, и откинулся на спинку дивана.
– Да конечно! Я тоже хотела бы объясниться.
– По поводу?
– Элеонора Рудольфовна, вчера активно настаивала на моем присутствии в вашем – я осеклась, вспомнив его недавнюю просьбу – в твоем доме. Я ей пыталась объяснить, что это не корректно, но она не стала и слушать.
– Это в ее характере. Но меня интересует другой момент.
Он замолчал, пристально всматриваясь в мое лицо, ожидая реакции. А я могла лишь молча ждать жутко смущаясь.
– Как ты понимаешь, у нас с тобой сложилась слегка сложная ситуация…
– Угу. – положительно закивав, ответила я.
– И то, что было в те две ночи еще не означают, что я по уши в тебя влюбился и все брошу. Я хочу, чтобы ты воспринимала всю ситуацию, как есть – между нами, по-прежнему, лишь брак по расчету. Но с единственным исправлением – его срок продлится до рождения ребенка.
Я сглотнула тугой комок, который подступил к моему горлу. Не скажу, что я питала призрачные надежды на его счет, но признаюсь честно – мне стало немного обидно.
– Как и раньше, по завершении контракта, я выплачу тебе приличную компенсацию, ребенок останется со мной. Я его признаю как своего, и это не обсуждается. Но – видеться вы с ним не будете. После того как я решу вопрос с Анной, и все ей объясню, она станет матерью и по документам и по факту.
Я с трудом сдерживала неожиданно подступившие слезы и натянула на лицо дежурную улыбку. Все чего я сейчас желала – это плюнуть ему в лицо и сбежать подальше. Я была слабой во многих вопросах. Но вот так вот распоряжаться жизнью моей и моего ребенка, казалось кощунственным. Хотя реальность такова, что на его стороне и деньги, и власть. И если я не соглашусь добровольно, он сделает это насильно.
– Простите меня, – я встала, прикрывая лицо рукой – мне нужно в уборную…
– Опять тошнит?
Я лишь положительно кивнула и быстро удалилась прочь. Мне потребовалось минут двадцать, чтобы привести себя в норму и собрать эмоции в кучу, чтобы не устраивать истерики на публику. Никогда этого не любила и не использовала как рычаг воздействия. Моя заниженная самооценка сделала из меня податливого и удобного для чужого использования человека, но это еще не значит, что я ничего не чувствую и не понимаю. Скорее всего, Вольдемар Вениаминович воспринимал меня, как и все остальные – как удобную временную замену (а точнее вынужденную), которую потом можно выбросить.
Когда я спустилась в гостиную, он уже был одет, как всегда аккуратно и стильно. Я надеялась, что мы сможем нормально поговорить, но:
– Я на работу, а ты оставайся здесь. Если нужны какие-то вещи, то скажи консьержу, он поможет все организовать.
– Но… – он не дал мне и шанса для возражений.
– Бабушка права, нам нужно создать видимости идеальной пары до поры до времени, и мне будет проще контролировать твое здоровье. Я пропадаю в офисе большую часть времени, но ночевать стараюсь возвращаться сюда. И да – он небрежно бросил мне ключ и наличные – так ты будешь более свободна в передвижении, и сможешь купить все необходимое. Не ограничивай себя!