Невеста по спецзаказу или Моя свекровь и другие животные

— Зобные железы уважаемого Берко-таро вырабатывают ферменты, замедляющие расщепление белков. И таким образом пища может храниться достаточно продолжительное время, — пояснил Ицхари.

Берко.

Точно, Берко… а таро — похоже, обращение, вроде мистера.

Запоминай, Агния, не известно, когда ты отсюда выберешься, и выберешься ли вообще.

— В прежние времена это позволяло предкам херринготов запасать пищу…

Средняя пара глаз затуманилась.

А инсектоид качнул усами, в чем мне привиделся упрек.

— У всех у нас… есть свои инстинкты, — сказал он со вздохом. — Иногда разум… это так ничтожно мало.

…а я вдруг отчетливо представила бледно-желтый, какой-то желеобразный берег моря. И само море, тоже ничего общего с нормальным не имеющее. Оно было темным, дегтярным и густым. Море подбиралось к берегу, растворяя в водах желе, и приносило с собой мелких розовых тварей. Те же, очутившись на песке, в нем и застревали, они неуклюже шевелили короткими конечностями, переваливались с боку на бок и ползли к яминам, выложенным розовым жемчугом.

Картина была столь бредово яркой, что я улыбнулась.

Я откуда-то знала, что будет дальше: самки отложат яйца, каждая принесет с дюжину, а то и две. И похудевшие, освободившиеся, вернутся в теплые объятья моря. И весь следующий год проведут, мигрируя с теплым течением, следом за стаями сладкого криля. Нагуляют жир, набьют желудки камнями и водорослями, чтобы в очередной Прилив вернутся…

Жуть какая.

Я себя прямо-таки самкой и ощутила.

Безмозглой, движимой исключительно инстинктом размножения. Не способной и на то, чтобы в свободном плавании отличить своего малька от бледной креветки. Самкам все равно, что есть…

— Прекратите немедленно! — сквозь сцепленные зубы потребовала я. — Или…

— Простите, — неискренне произнес Ицхари и щелкнул жвалами. — Мы лишь пытаемся настроить вас на позитивный лад.

— Я и так позитивна!

— Вы не должны нервничать… круоны очень чувствительны к чужим состояниям, и если вы будете нервничать…

Театральная пауза совершенно меня не успокоила.

Что?

Если я буду нервничать, то мой потенциальный жених отгрызет мне голову?

Похоже, вполне может и такое случиться… и вообще…

— А… — неожиданная мысль пришла мне в голову. — К слову о… об этом вашем… к…

— Круоне?

— Именно… он кто?

— Круон.

Я поняла, что не человек.

— Взглянуть-то можно?

Мало ли, вдруг да кома моя затянется. Некоторые люди вон годами лежат, в себя не приходя, а если так, то и представление нынешнее будет развиваться по логическим законам бреда. А выходить замуж за какого-нибудь инсектоида, пусть будет он хоть трижды крылат, мне как-то не хотелось.

Щелкнули жвалы.

А крылья Ицхари окрасились в бледно-розовый колер, к счастью, на сей раз обошлось без горошков, но все равно выглядело так, будто бы инсектоид смутился.

— А вы…

— Морально дозрела, — я уставилась на пульсирующий зоб ксенопсихолога. — Только прекратите убеждать меня, что я сама желаю построить гнездо на берегу…

Глава 6

Гроза пиратов и надежда третьего рукава галактики Нкрума Одхиамбо из рода Тафари прятался под столиком. Столик был махоньким, хрупким и со всех сторон укрытием являлся до отвращения ненадежным. И поэтому Нкрума закрыл глаза.

Как в детстве.

Если ты не видишь пустыню, то и она слепа…

…к сожалению, чудесное это правило матушки не касалось.

— Дорогой, — донесся ее голос.

Ласковый.

И от этой ласковости шерсть на затылке дыбом встала.

Нкрума подтянул хвост и зажмурился покрепче. Глядишь, матушка притомиться обыскивать все сто пятьдесят три комнаты родового поместья, а заодно уж остынет.

Тогда и поговорить можно будет.

Наверное.

— Дорогой, не будь глупцом, я тебя все равно найду…

Столик задрожал, и чашки из белого стекла, которое встречается лишь в одном месте — на дне спящего вулкана Оххари — зазвенели, предательски выдавая убежище. Не стоило надеяться, что матушкин слух подведет… она, конечно, вышла из возраста девичьего, но была вполне себе бодра.

Быстра.

И клыкаста.

Нкрума змеей выскользнул из-под стола, надеясь, что успеет добраться до старой гардеробной, куда отправляли матушкины вещи, которые ей надоели, но еще не настолько, чтобы вовсе лишиться дома.

Метнулся.

И уперся носом в туфли.

Домашние.

Мягкие.

Вышитые золотой нитью.

— Дорогой, — матушкин голос сделался еще мягче, — мне кажется, или ты пытаешься от меня спрятаться?

— К-кажется.

Нкрума вздохнул.

Нет, с пиратами, определенно, было много проще…

На загривок опустилась маленькая ручка. Стиснула шкуру, давая ощутить остроту когтей.

— Хорошо… а то я начала волноваться… вдруг бы выяснилось, что ко всем прочим грехам, ты еще и воспитан дурно…

Коготки пробили кожу.

Потянули, поднимая на ноги.

Нкрума подобрал лапы, подумав, что стоило прислушаться к совету брата и уехать… куда-нибудь, не важно, куда… если попросить политического убежиша…

…матушка подобного позора не вынесет.

— …и если прочие твои недостатки можно списать на дефектные гены, — ручка разжалась, и Нкрума ласково потрепали по гриве. — То дурное воспитание есть лишь мое упущение… это было бы плохо.

— Да, мама…

— Встань…