— Я хотел извиниться, Лиза, — заговорил Громов. — Мне не стоило смущать тебя там в парке.
Я постаралась собраться и ответила ему смело и гордо. Насколько вообще наша ситуация это позволяла.
— Стоило, Андрей. Я, кажется, витала в облаках все это время. Спасибо, что вернул на землю.
— Ты слишком юная, чтобы видеть подобное и слышать тоже. Я должен был объяснить иначе.
— Мне всю жизнь объясняли иначе. Вот к чему это привело.
Аккуратно освободив локоть, я развела руками. Громов нахмурился.
— К чему? — уточнил он.
— Я верила в любовь, а мужчин интересует только секс. — Не в силах промолчать я добавила мстительно. — Даже президента России.
Андрей прищурился. Я думала, начнет все отрицать, но он неожиданно признался:
— Я могу быть миллион раз президентом, но в первую очередь я мужчина. Очень сложно игнорировать при этом….
Он запнулся и опустил глаза, явно жалея, что начал болтать лишнее. Но меня несло. Я потребовала закончить.
— Игнорировать что?
Мое грозовое море вернулось. Громов поднял голову и невероятно просто и честно признался:
— Тебя, Элизабет. Я постараюсь сдерживать свою впечатлительность впредь.
У меня отвисла челюсть. Я стояла посреди коридора, не веря, что президент России только что очень тонко, но все же признался в интимной симпатии ко мне. Он вежливо подтвердил: да, у меня встал на тебя. И при этом сумел выглядеть достойно.
- Вчера меня немного взбудоражило наше столкновение, но это конечно, не повод надоедать вам.
— Вам? — удивилась я. — Мы разве снова на «вы!?
— Так будет лучше, — ответил Андрей.
— Для кого?
— Для нас обоих.
— Вы уверены?
— Да, вполне.
— Как прикажете, Андрей Михайлович, — ответила я в духе позапрошлого века, даже издевательски присела.
Громов поморщился, услышав свое отчество и увидев мой книксен. Возможно, он бы что-то сказал, но нам помешали продолжить беседу.
С третьего этажа спускался Марк. Он увидел Громова и свернул в коридор.
— Андрей, ты на обед? Я хотел спросить… — он осекся, заметив меня. — Лиз, что с лицом?
— А что с ним?
— Все щеки в черных разводах от туши. Ты плакала?
Марк тут же взглянул на Громова, резонно предполагая, что именно он меня довел до слез. Я поспешила опровергнуть это.
— Да. Я поссорилась с Климом.
— Фак, — рыкнул старший Стерн.
— Андрей Михайлович, вы не могли сказать, что у меня лицо испачкано? — предъявила я президенту.
— Посчитал это неуместным и смущающим для вас, мисс Торнтон.
Марк тут же переключился на меня, забыв о галантном Громове.
— Так что у вас с Климом? Хочешь поговорим? Мне убить его? — завалил дядя столь заманчивыми предложениями.
Я улыбнулась и поцеловала его в щеку, встав на цыпочки.
— Не надо. Пусть живет. Я пойду к себе.
Марк придержал меня.
— Я волнуюсь, Лиз. Если хочешь…
— Нет, я просто приму ванну и горькую правду заодно. — отказалась я от его заботы, не в силах больше принимать жалость сегодня. — Ты все верно мне говорил, а я не хотела слушать.
- А обед, принцесса?
— Без меня. Нет аппетита.
— Как хочешь, — согласился Марк.
— Андрей Михайлович, — я склонила голову в его сторону, прощаясь.
Больше меня никто не удерживал. Я смогла наконец спрятаться в своей комнате.
— Принцесса? — услышала я приглушенный голос Громова за дверью.
— Ее все так зовут. С детства, — ответил Марк. — А что?
— Да ничего, — продолжал Громов. — Очевидно, твой сын редкий говнюк, раз обидел ее.
— Он такой, — не спорил Стерн. — Это пройдет с возрастом. Я надеюсь.
Больше я ничего не услышала. Видимо они отправились в столовую.
Как и обещала Марку, я налила себе ванну, добавила пену и соль, погрузилась в теплую воду. Хотелось расслабиться и забыть обо всем, но в животе как будто кто-то пробил дыру. Клим. Мои планы полетели к черту. Я понятия не имела, что теперь буду делать. Хуже того, я толком не понимала, что хочу делать.
Всю свою жизнь я была уверена, что выйду за Клима и перееду в Россию. Боже, какие же жалкие мечты. Детство, кажется, затянулось. Меня сделали взрослой слишком резко и быстро через созерцание анала. Мою мечту убили, трахнув в зад.
Я окунулась с головой, быстро вынырнула, вытирая глаза и щеки пальцами. Хватит реветь. Жалеть себя можно бесконечно, но это путь в никуда. Даже Громов смог быть честным и озвучил свои желания. А я вот не могу даже себе признаться.
Что я хочу? Клима?
Да, пожалуй, хочу. Хотя меня мутит сей час даже от его имени. Но боль — явный признак любви, которую не так легко отменить после стольких лет. Я вроде бы умом понимала, что это пройдет, но сердце все рано цеплялась за воспоминания и столь привычные мечты. Я все придумала. Кажется, я точно больше не хочу Клима. Быть одной из его подружек — так себе должность. Иного он мне сейчас дать не сможет.
Уже неплохо для начала.
Что я хочу еще?
Точно не хочу учиться в Англии или Шотландии. Я столько изучала историю России, так долго мечтала о ней. И это совсем не из-за Клима. В этом мой отец ошибся.