Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

Она настолько обширна, что с трудом поддается учету и обозрению. О пушкинской драме 1830-х годов написаны без преувеличения тысячи работ самого различного содержания и достоинства. Но вот что характерно: трудов много, но все они, если приглядеться, довольно легко укладываются в нехитрую схему. Поясним: существуют две крупные партии исследователей драмы, две «школы», каждая из которых издавна отстаивает свою версию случившегося. Первая склонна винить во всем быт, трактуемый очень широко; другая же сосредоточилась на проблемах политического свойства. Внутри каждой партии есть свои фракции и течения, допускается определенная разноголосица в деталях, подчас даже возникают суждения почти автономные (к примеру, теория «масонского заговора»), но в целом указанная «двухпартийная система» весьма крепка и жизненна. На сегодняшний день она полностью доминирует в пушкиноведении, а все прочие воззрения имеют статус «маргинальных» или «ненаучных».

Но ведь художественная литература о Пушкине – незаконная и нелюбимая дочь пушкиноведения, и посему в изящной словесности прослеживаются те же родовые черты. Здесь также господствуют две точки зрения на драму поэта, с теми или иными малосущественными разночтениями. И в книге, которую ныне держит в руках любезный читатель, как раз и соблюден этакий издательский «плюрализм»: представлена и та, и другая литературная позиция, причем выбраны образчики на удивление яркие, сочные, очень точно отражающие взгляды и вкусы своих влиятельных партий.

Давно написаны эти романы, но есть в них нечто нестареющее, встречаемое и узнаваемое и сегодня. Впрочем, обо всем по порядку.

Знаменитый писатель и академик Сергей Николаевич Сергеев-Ценский (1875–1958), создатель историко-революционной эпопеи «Преображенная Россия», куда вошел и роман «Севастопольская страда», отмеченный Государственной премией (1941), оказывается, писал и о Пушкине. В 1934 году в Москве, в издательстве «Советская литература», вышел его роман «Невеста Пушкина». Ныне это произведение почти забыто – так что полезно и перечитать его, и порассуждать о концепции автора.

Сразу отметим, что автору удалось – или почти удалось – избежать широкого применения социологических штампов, считавшихся обязательными в ту эпоху. В книге сыщется не так уж и много «советских» аберраций исторического прошлого, что, очевидно, было неизбежной, но минимальной данью времени. Сергееву-Ценскому явно не хотелось творить политизированную карикатуру на Пушкина, и не случайно он ввел в текст произведения и строфы поэта, и подлинные документы тех дней: таким способом автор опять-таки пытался увести свое детище из плена современной коньюнктуры. Но, отрицая роман политический, Сергеев-Ценский столь же целеустремленно и, полагаем, искренне стал разрабатывать сюжеты, объявленные прерогативой иной пушкиноведческой партии.

И вышло из-под его пера произведение, где главный герой – коварный быт, где верные слуги быта сперва окружают Пушкина, берут в плен, а потом, по примеру мифологических тварей в истории с Лаокооном, постепенно удушают поэта.

Действие романа начинается в апреле 1829 года в Москве, когда Пушкин, увидев Наталью Гончарову, враз влюбился в юную прелестницу и поспешил с предложением, которое фактически отвергла ее мать, Наталья Ивановна. Затем события разворачиваются в Тифлисе, Петербурге, Полотняном Заводе, Болдине, и, описав круг, повествование возвращается в Первопрестольную, где и ставится романная точка – ровно за час до вымученного венчания поэта в церкви Большого Вознесения. На календаре – 18 февраля 1831 года. Минуло почти два года с момента пробуждения пушкинского чувства. Целых шесть лет осталось до роковой дуэли – но здесь, в романе, все уже ясно, все сказано и предопределено автором.

Предопределено в первую очередь авторским отношением к Наталье Николаевне Гончаровой, невесте поэта. Она – не только заглавная героиня, но, пожалуй, и верховная жрица ненасытного быта. Она кокетлива, капризна, норовит «делать гримасы» на приятном личике. Она с энтузиазмом рассуждает о «шляпках в мефистофелевских лентах», о «колокольчиках» и прочих модных вещицах и совершенно равнодушна к стихам своего пылкого и незадачливого ухажера. Впрочем, кажется, и к стихам, и к самому Пушкину: «Мне, право… все равно!» – такова чистосердечная реакция барышни на семейные разговоры о ее возможном замужестве. И тут же, спустя минуту, Натали внезапно преображается: ведь речь заходит о танцах, о волшебной и волнительной феерии балов и раутов. А рядом по-прежнему мельтешит этот Пушкин, который кажется ей «немного страшным», ну что ж, Пушкин так Пушкин, и девица в конце концов покоряется воле вечно нуждающейся в деньгах матушки.