Над резной деревянной каминной доской висела картина в итальянской раме, писанная маслом и изображающая обнаженную натуру. Напротив одного из огромных окон, выходящих в безупречно ухоженный парк, в позолоченной клетке сидел попугай-ара с ярким оперением. Птица беспрестанно перепрыгивала с жердочки на жердочку, зловеще крича. Попугай тоже был новым приобретением и сменил Жако, маленькую обезьянку, скончавшуюся от воспаления легких прошедшей, очень холодной весной. Тогда Генриетта с мужем уехала погостить к друзьям, оставив Жако на домоправительницу миссис Клак, которая ненавидела обезьянку за причиняемые ею хлопоты и совсем не заботилась о несчастном животном, погибшем в результате от холода и истощения. Вернувшись домой, Генриетта разъярилась и грозила миссис Клак немедленным увольнением… но вскоре забыла о досадном происшествии. Миссис Клак слишком умело управлялась с домом, кухонным персоналом и остальными слугами, чтобы увольнять ее; кроме того, миледи то витала высоко-высоко в небесах, то стремительно спускалась на землю… одним словом, жила настроениями, вдруг становясь совершенно равнодушной к тому, что еще совсем недавно волновало ее. Она ничем не увлекалась горячо и не привязывалась по-настоящему к чему бы то ни было. Страсть к Джорджу, который привлек ее красотой, богатством и титулом, давно испарилась. Она любила своих детей постольку, поскольку они являли собой ее плоть и кровь, хотя поначалу возненавидела их за то, что они родились не мальчиками. Теперь же дети, миленькие и обаятельные, просто забавляли ее. А подлинной ее страстью в данный момент стал некий молодой джентльмен по имени Энтони Леннокс, родственник леди Каролины Леннокс, матери лидера вигов, мистера Фокса. Энтони исполнилось всего двадцать лет — на четыре года моложе Генриетты, — исключительно хорош собой, немного распутник и подающий надежды политик, как и его выдающийся дядюшка, вообще намного интереснее бедного Джорджа. Энтони тоже отчаянно влюбился в миледи. Поэтому она и поощряла его, не теряя, однако, головы, не уступая окончательно и думая о том, сколько еще времени он сумеет владеть собой. Все это делало жизнь захватывающей.
Генриетта зевала все чаще и чаще. Впереди долгая ночь, два-три часа уйдет только на прическу и одевание. Званый ужин давался в честь возвращения Джорджа из Бристоля. И, разумеется, в числе других выдающихся гостей она пригласила и Энтони. Вечер обещал быть увлекательным, да и Джордж всегда возвращался домой с каким-нибудь подарком для нее. Внезапно Генриетта прищурилась и многозначительно взглянула на подругу.
— Может, когда мы увидимся снова, дорогая Кларисса, в моем распоряжении будет маленький черный монстр… как твой Зоббо.
Кларисса опечалилась. Зоббо, ее черный как смоль карлик раб, был в числе немногих личных сокровищ, которыми она владела в особняке Растинторп. Теперь Генриетта тоже пожелала обладать чем-то подобным. И если добьется своего, владеть Зоббо уже не будет так престижно.
— Но, дорогая, ведь рабов больше не ввозят, — начала было Кларисса.
— Билль еще не прошел, — перебила Генриетта. — Энтони сообщил мне, что завтра они сражаются по этому поводу в палате общин. Во всяком случае, Джордж отправился в Бристоль, чтобы повидаться с тетей Луизой, а главное, там он знает одного джентльмена, владеющего целой флотилией работорговых судов. И он точно обещал мне купить Зоббо…
Кларисса надула губы. Поднявшись, она поправила белокурый локон, выбившийся из-под высокой шляпки с пышными ярко-зелеными перьями. Приближался июньский вечер. Солнце скрылось за плотным серым облаком. Лондон изнемогал от духоты. Кларисса благодарила Бога, что завтра они все отправятся в Кэддлстонхо, замок Уильяма в Брайтхелмстоне. Она устала от города и нескончаемой вереницы званых вечеров, а Уильяму надоело времяпровождение в клубе за фараоном[12]
. Ее утомила даже компания дорогой Генриетты, которая никогда не позволяет ей хоть в чем-то восторжествовать. Каким-то образом ей всегда удается заставить Клариссу почувствовать себя пустым местом… неЗоббо, с его огромными вращающимися глазами, аспидно-черным лицом и смешными повадками, часто вызывал у Генриетты смех, и она неоднократно повторяла, что хотела бы приобрести такого же раба. И вот теперь у нее будет собственный Зоббо. Увы! Кларисса нежно поцеловала Генриетту в гладкую щеку.
— До встречи, душа моя. Передайте от меня привет дорогому Джорджу.
— До свидания, милая Кларисса, — тихо проговорила Генриетта, целуя ее в ответ.
Кларисса, шелестя зеленой шелковой накидкой, вышла в двери будуара, и лакей проводил ее к портшезу. Особняк Растинторпов находился всего в нескольких шагах от площади Фицроу.
Оставшись одна, Генриетта с облегчением вздохнула, пошевелила голыми пальчиками ног и погрузилась в приятные мечты о том, чем они с Энтони займутся, если она решится ему уступить.