Невеста рока. Книга первая

Он с нетерпением ожидал возвращения секретаря, отправившегося из Брайтлинси в Олдгейт. Люсьен наказал Обри засвидетельствовать его почтение братьям Лопес и сообщить им, что некий джентльмен, пожелавший остаться неизвестным, тайно прибудет на аукцион ровно за пятнадцать минут до полуночи и предложит высокую цену за девушку, ибо она весьма заинтересовала его.

И вот наконец возле дома появилась светло-желтая карета маркиза с двумя форейторами и верховым, одетыми в темно-пурпурные ливреи де Шартелье.

Маркиз услышал, как лошади тяжело дышат во дворе, полукругом окруженном стенами Бастилии, и вышел встретить карету.

В противоположность зловещему внешнему виду замка внутренний двор был очень привлекателен. Вдоль стен располагалось множество старинных каменных ваз с пестрыми весенними цветами, росли подстриженные деревья. В центре дворика бил великолепный фонтан. Вода бесконечным потоком струилась изо рта огромного каменного коня, на котором восседал обнаженный всадник с перекинутой через плечо юной девушкой. Ее кудри ниспадали на камни и утопали в воде. Лицо девушки выражало одновременно и ужас, и радость, словно все ее существо разрывалось между страхом перед похитителем и радостью от похищения. Эта статуя была одной из драгоценностей, вывезенных миллионером-маркизом из Фонтенбло. Она всегда нравилась ему, и он не захотел оставлять ее во Франции, посему нанял огромное количество людей и лошадей для перевозки статуи на английский берег. И вот теперь она возвышалась здесь, как бы олицетворяя собой покинутый маркизом континент.

Маркиз наблюдал, как секретарь выходит из кареты и приближается к нему. Обри Беркетт был высоким стройным молодым человеком, наделенным красотой саксонского типа. Парик с косичкой скрывал его светлые золотистые волосы, нежная, как у девушки, кожа имела свойство быстро покрываться румянцем. Он близоруко щурился — его зрение испортилось от длительного чтения при скудном освещении. Он был в скромном темно-сером камзоле с высоким воротником и черной треуголке, с деловым кожаным портфелем под мышкой. Обри тут же извлек из портфеля несколько запечатанных сургучом писем, привезенных хозяину из лондонского дома. Низко поклонившись, протянул их Люсьену.

— Ну, как дела, Обри? — осведомился маркиз. — Все готово для нашего вечернего развлечения?

— Да, милорд, все готово, — ответствовал Обри.

— Нас ждут?

— Да, милорд. Вот что я вам привез.

Он полез в портфель и достал оттуда бархатную маску и темную фальшивую бороду.

— Если ваша светлость наденет это, вас не узнает никто даже из близких знакомых. А я весьма сомневаюсь, что кто-нибудь из них будет там.

С сардонической усмешкой Люсьен де Шартелье повернулся и вошел в дом. Спустя несколько секунд он вернулся уже с бородой и в маске. Обри одобрительно воскликнул:

— Ни одна живая душа не узнает в вас маркиза де Шартелье!

— Превосходно! Прикажи людям сменить лошадей и ливреи, когда мы поедем.

— Хорошо, милорд.

Молодой человек снова поклонился и отправился к грумам отдать необходимые распоряжения.

Некоторое время спустя Люсьен де Шартелье, охваченный странным возбуждением, какого он не испытывал уже много лет, ехал в удобной, обшитой атласом карете по главной дороге, все больше удаляясь от портового городка и серой мрачной маленькой Бастилии и направляясь в игорный дом братьев Лопес, расположенный в окрестностях Лондона.

Глава 17

Отталкивающего вида тесный домишко Хуана Лопеса располагался на маленькой полутемной улочке по соседству с Олдгейтом. Здесь и происходил этой холодной мартовской ночью тайный аукцион.

Прибывшие джентльмены (одни из них пришли пешком, другие приехали в каретах) стучали в дверь, затем представлялись. Их внимательно рассматривали сквозь узенькое окошко и только затем открывали двери. Хозяева притона, братья Хуан и Мигель, сверялись со списком приглашенных клиентов, а также лиц, допущенных на аукцион, и впускали их, ибо уже были знакомы с ними или знали, что этим людям можно доверять, что они не отдадут их в руки представителей закона.