Невеста рока. Книга вторая

Так, значит, он приехал в Пилларз, в материнский дом. И Флер подумала, что это самое невероятное и фантастическое событие, которое когда-либо случалось с какой-нибудь женщиной в мире. Разве имеет значение цвет его кожи? Кстати, он совершенно не такой, какого боялся Сен-Шевиот. Кожа Доминика была светло-коричневой, как у тысяч мужчин из романских стран. А изящные губы, прямой нос, глаза… были ее. Теперь Флер начала находить в его внешности множество дорогих ее сердцу черт. Подбородок был похож на подбородок ее отца, а улыбка — на улыбку Елены. Да, это был внук леди Роддни, со всем его странным магнетизмом, от которого у всех женщин, знакомых с ним, кружилась голова (как и у Шарлотты), правда, без всякой надежды на успех. Они просто влюблялись в него единственно во имя любви.

Все эти томительные годы, когда она подавляла в себе материнское чувство, похоже, сейчас как бы отлетели от Флер Марш. И со счастливыми слезами она протянула руки Доминику.

— Сын мой! — дрожащим голосом произнесла она. — Мой дорогой мальчик.

Он безмолвно пал к ее ногам и уткнулся головой в ее колени. Этот суровый мужчина сейчас не стыдился своих слез. Он беспрестанно целовал руки Флер. И в первый раз прошептал святые слова:

— Дорогая мама!

Прошло немало времени, прежде чем они успокоились. Им надо было так много сказать друг другу. Спустя некоторое время Доминик сидел возле матери, жадно впитывая каждое ее слово. Ведь он ничего не знал о своем отце и других предках. Ему хотелось все узнать до мельчайших подробностей. Это было ошеломляющее откровение — история замка Кадлингтон с его знаменитой башней, который сгорел в одночасье в тот день, когда дед Доминика пронзил шпагой Дензила Сен-Шевиота… это была ужасная история первого замужества Флер, драматических событий, последовавших за ним, потом рождение сына…

Спустя несколько минут Доминик произнес:

— Вам пришлось претерпеть намного больше, чем обычному человеку, моя бедная матушка. Вы бесконечно мужественны.

— Пережить все это мне помог Певерил. Это ему, и только ему, я обязана всем.

— Значит, и я обязан ему всем, и мне не надо лучшего отчима!

— Как необычно все это звучит, — вздохнула Флер. — Уже на следующий день, услышав мой вздох, он подумал, что все это из-за того, что я лишилась малыша, которого собиралась лелеять. И очень странно, Доминик, что я не испытываю к тебе никаких дурных чувств из-за того, что ты — сын Сен-Шевиота.

— Умоляю, чтобы это так и осталось! — воскликнул он и поднес к губам руку матери. — Ибо сейчас и впредь вы и Шарлотта Чейс стали единственным светом в моей жизни. Я буду также любить и свою приемную мать, и маркиза, который усыновил меня и дал мне возможность жить по-человечески. Но кровь не вода, а вы ведь воистину — моя мать.

— О, дорогой мой, — прошептала Флер с покрасневшими от слез глазами.

Доминик поднялся с колен, подошел к окну и посмотрел в сад. После посещения Уильяма Смита он до сих пор чувствовал себя ошеломленным. Затем снова заговорил с Флер:

— Настало время, когда мне хочется знать все больше и больше. Меня очень интересует моя родная кровь. Я предполагал, что по происхождению я испанец или португалец, но чтобы африканец — никогда!

— Не надо огорчаться, дорогой, — ласково сказала Флер. — Твой прадедушка-африканец, как я уже говорила, был прекрасным и благородным человеком. Никакого позора в твоем происхождении нет.

— А у моей бабушки… леди Роддни… не было даже следа африканской крови?

— Ни капли. Она была, как я, белокожая и с рыжевато-золотистыми волосами. Только глаза ее были очень черными.

— Удивительно, — пробормотал Доминик. — Значит, я один, через три поколения, возвратился к наследию своих предков.

Флер протянула к нему руки и сказала:

— Пусть это не беспокоит тебя, Доминик. Помню, старый доктор, принимавший у меня роды, сказал мне однажды, когда мы говорили с ним относительно африканской крови, что вряд ли это произойдет еще раз. Прошло много времени. Когда родятся твои дети, они будут стопроцентными европейцами. И, дорогой Доминик, ты совсем не похож на африканца, ты похож на испанца, итальянца, может быть, на грека. А смуглый и с такими фиалковыми глазами, ты можешь сойти за англичанина, который долгое время прожил на Востоке.

— Если я похож на вас, то этого мне достаточно, — произнес он. — И я самый счастливый человек на всем белом свете, ибо нашел такую красивую, благородную и нежную мать!

— Твой отец… — начала она и замолчала.

— Похоже, мой отец был весьма неприятным человеком, — с невеселой улыбкой произнес Доминик.

— Чем-то он напоминает мне Вивиана Чейса, — вздохнула она. — И все же в жилах Дензила текла благородная кровь. Он был превосходным фехтовальщиком, спортсменом и вообще человеком потрясающей храбрости. Сравниться с ним мог только один фехтовальщик в Европе, и им оказался мой отец, Гарри Роддни.