— Оно было принято сегодня, и отменить его едва ли удастся, — ответил Джефферсон Дэвис.
— Нельзя ли по крайней мере отложить его выполнение? — допытывался Дантес. — Я мог бы известить мистера Бюхтинга: возможно, он поручит мне выкупить несчастных.
— Как раз этого нам бы меньше всего хотелось, — возразил Дэвис со своей прежней улыбкой. — Итак, сэр, я дал вам, надеюсь, достаточно сведений. Весьма сожалею…
— Еще один вопрос! — сказал Дантес, поднимаясь. — Вы лично сторонник рабства? Иначе говоря, если удастся добиться примирения Севера с Югом, вы будете по-прежнему настаивать на том, чтобы сохранить рабство навечно?
— Наш человеческий опыт показывает, что в этом мире ничто не вечно, мой друг, — коротко ответил Дэвис. — Однако, на мой взгляд, рабство чернокожих должно продолжаться до тех пор, пока это угодно Богу…
— Богу! — прервал его старик, и в его голосе впервые послышалось волнение. — Какое отношение имеет рабство к Богу?
— Самое прямое, — ответил президент, — ибо я считаю установление о том, что некая низшая раса призвана служить другой, высшей расе для достижения больших целей, Божественным установлением. Негр рожден быть рабом белого человека. Это наше мнение, наше кредо. Либо мы погибнем, либо победим, и тогда рабство сохранится в прежнем виде. Прощайте, сэр!
— В таком случае вы погибнете, сэр! — твердо сказал Дантес.
— Вы полагаете? — невозмутимо спросил Джефферсон Дэвис. — Что ж, увидим! Кстати, будьте осторожнее здесь, на Юге, сэр! Люди взбудоражены и могут не стерпеть, если кто-то вмешивается в их дела.
Дантес откланялся и вышел из кабинета, а затем и совсем покинул правительственную резиденцию.
Между тем Стонтон, Бут и Говард вернулись в пансион, чтобы пообедать. Бут заметил, что Стонтон, как говорится, не в себе. Казалось, капитан ополчения, такой бравый на вид, с трудом держится на ногах. Он немедленно отправился в бар и велел подать себе большой стакан чистого рома, сказав, что у него «черт знает как паршиво на душе».
— Что с вами, капитан? — спросил Говард. — У вас такой вид, будто вы только что очухались после трех дней беспробудной попойки!
— Неужели и вправду я так выгляжу? — почти с испугом спросил Стонтон. — Должно быть, простыл. Только что пропустил стаканчик рому — уж это первое средство!
— Похоже, под взглядом этого старика у тебя ноги подкосились, верно? — вставил Бут.
— Старика? Какого старика? — воскликнул, побледнев, Стонтон.
— Ну, мне так показалось! — спокойно заметил Бут. — У этого старого джентльмена какой-то необычный взгляд.
— И голос! — добавил Стонтон.
— Он мог бы выступать на сцене… Прямо так, как есть! — продолжил с улыбкой Бут. — Он произвел бы необыкновенный эффект… в роли старого барона или… неизвестного, эдакого таинственного незнакомца, который неожиданно подходит к удачливому преступнику и заявляет: «В тот вечер, когда ты совершил свое черное дело, ты рассчитывал, что свидетелей нет, но я все видел и пришел отомстить за убитого».
— Вот дьявол, мне и впрямь плохо! — пожаловался Стонтон, став белым как мел. Он откинулся на спинку софы, закрыл лицо руками и застонал, словно от нестерпимой боли.
Все трое находились в той же угловой комнате, где сидели прежде. Когда они собрались пойти в обеденный зал, хозяйка «Подлого Севера» крикнула им, что все места заняты и им придется подождать до шести часов. Бута и Стонтона это вполне устраивало, но только не Говарда, заявившего, что за весь день у него во рту не было ничего существенного. Неожиданно Говард вспомнил, что в шесть часов ему надо на службу.
— Посмотрю, не удастся ли мне отвоевать себе одно местечко или хотя бы разжиться куском мяса, — заявил он, вставая. — Перед уходом я еще загляну сюда на минутку.
Бут кивнул ему с фамильярной небрежностью и покосился на Стонтона.
— Черт побери! — почти с испугом вскрикнул он. — Посмотри на себя, старина! На кого ты похож! Тебя что, лихорадка скрутила или еще какая холера? Тебе нужно выпить чего-то, чтобы согреться, — холодный коктейль тут не поможет. Эй, официант… стакан грога, да покрепче и погорячее!
— Верно ты заметил — мне жутко не по себе! — простонал Стонтон. — Принес же нечистый этого старика на мою голову! Кто бы мог подумать!
— Я так и решил, что это связано с необычным стариком! — изрек Бут.
— Да, не могу сказать тебе, что это! — прошептал, боязливо озираясь, Стонтон. — Я его не знаю… не видел, но слышал!.. Слышал в одну ужасную ночь, самую страшную за всю мою жизнь. Как вспомню об этом — у меня волосы встают дыбом. С тех пор я частенько слышу этот голос во сне, но наяву — ни разу, только сегодня, сегодня второй раз в жизни. Чего ему нужно? Узнал ли он меня… знает ли он…
Дрожащими руками Стонтон потянулся к горячему питью, которое принес официант, и с жадностью выпил.
— Здорово тебя прихватило! — сказал Бут, всерьез обеспокоенный непонятным поведением капитана. — Если после грога тебе не станет лучше, придется лечь в постель. Я не любопытен, однако хотел бы знать, что за история связана с этим стариком.