— Мне давно уже не было так хорошо, честно. Я и сама удивилась, Кондрат, ни с кем так здорово не было до тебя. Я вообще, между нами говоря, только терплю мужиков, никакого кайфа не получаю уже больше года, а ты меня разбудил как женщину. У тебя такие мускулы, — я дотронулась до его бицепса, — как тебя на самом деле зовут?
— Юра, — ответил Кондрат и тоже стал рассказывать о себе. Все–таки он был польщен, и, наверное, подумал, чего мне обманывать и быть неискренней?
А так как единственной его любовью были тачки, которые он обожал с детства, я в течение следующих двух часов слушала, затаив дыхание, то, что меня интересовало. Мои водительские знания позволяли время от времени задавать ему вопросы, показывая, что я не тупая кукла, а собеседница. И сам Юра отогнал от меня еще каких–то братков, которые протягивали ко мне лапы. Так в отличном настроении мы завершили этот «субботник», и Юра поехал к жене домой, а я вернулась к Вадику.
Он сидел мрачный перед включенным телевизором, а на экране была развертка. Я сразу поняла, что он успел двинуться. Мой подарок, очки, цеплялись за кончик его длинного носа.
— Сука! — сказал мой любимый. — Подлая бессердечная сука и дрянь.
— Что случилось? — спросила я, внутренне сжимаясь.
— Не знаешь? — он издал долгий истерический смешок. — Я от бессонницы гулял ночью вокруг «Нашей» и представляешь, слышал, что у Кондрата появилась новая соска. Сосочка такая маленькая, с узенькой сладкой дырочкой. Ты не знаешь случайно, кто она?
Никто мне до него не устраивал настоящих сцен ревности, и я сама не знаю, откуда взялись слова. Думаю, это гены моих предков, сотен поколений безвинно обвиняемых баб, откликнулись на внезапный вызов.
— А по-твоему было бы лучше, если бы меня перетрахали там все? Или ты думаешь, что это была внезапная любовь? Что у тебя в голове осталось, кроме героина, идиот чертов! — я уже завелась не на шутку. — Да ты знаешь, вообще, что я вынуждена каждый день изображать театр, и я делаю это в сотый раз, и буду делать. Кондрат один вменяемый там и был. Или ты бы радовался, если бы все эти урки пялили меня с трех сторон, а я бы молча терпела. Отвечай!
— Но как я могу знать, что ты со мной не играешь? — он растерялся и был смешным очкариком, никаким не Отелло.
— Зачем бы я стала с тобой притворяться? — я говорила искренне. — Ради чего мне это, я же не рвусь тебе в жены. И вообще, как ты можешь мне не верить после всего?
— Я верю тебе, я люблю тебя, — мы уже обнимались и трогали друг друга, как в первый раз.
— Дурачок, милый мой, — шептала я. — Я никогда-никогда не предам тебя, Вадичек, родной мой.
Конечно, я предала его. Не прошло и месяца…
Стоял разгар бабьего лета, и заказы сыпались в тот день, как из рога изобилия. Мы все отработали по несколько заходов, так что стояла уже глухая ночь, и Палыч вытирал платком вспотевшую лысину, кляня могучее либидо своих земляков. Особенно радовалась Конь Большой, которую обычно выбирали реже остальных. В этот же день она не уступала по заработкам никому из нас, и это воодушевило ее настолько, что она угостила всех нас мороженым в центре у ночного ларька. Так обычно мы угощали ее, безденежную, и вот она вернула нам добро за добро.
Я издалека увидела Вадика, который шел от автомата после звонка на базу, и сразу поняла, что рабочая смена еще не окончена. После года совместной работы мне достаточно было и мимолетного взгляда, чтобы отличить его собранную походку перед очередным вызовом от небрежного шага перед тем, как он командовал отбой.
— Едем в Отрадное, — сказал наш охранник, подойдя к машине. — Какие–то коммерсы ждут в сауне и обещают добавить за срочность.
— Да ну их к бесу, — начал Палыч, — нажратые, наверное, как свинюки. Время–то какое!
Факт: время было спать всем людям доброй воли, и найти в такую пору трезвого и бодрствующего брянчанина на улице было не легче, чем снежного человека йети в Гималаях.
— Мальвина говорит, что звонил трезвый и очень просил, — голос Вадика не выражал уверенности, но все мы обязаны были выполнять распоряжения базы.
— Поехали уже, Палыч, — сказала я. — Чего тянуть.
И мы поехали в эту проклятую сауну, которая располагалась в глухом месте на окраине, и которую недолюбливали все экипажи. Дело в том, что находится она в тупике, и подъехать к ней можно только по одной дороге, которая издалека просматривается. Поэтому Палыч должен был остановиться метров за триста до сауны, а дальше сначала охранник обязан был топать пешком, проверить обстановку, а мы в это время ждали в «Волге» с работающим двигателем, готовые стартовать в любой момент, если что–то не заладится.
Темно-серое небо над нами с востока начинало розоветь поздним осенним рассветом, а мы сидели, и Вадика не было. Он все не приходил, и, по мере того, как нарастало волнение, мы уже понимали, что заказ этот не для нас.
— Сваливаем, девки, — сказал, наконец, Палыч. Близкая опасность делала его голос моложе.
— Разворачивай машину, — скомандовала я. — И ждите меня. Мы его так не бросим.