Невеста (СИ)

— Слышь, ты, шалава, — оскалился тот, что первый заговорил со мной, — мне похуй, сядешь ты, или нет, я же в ментуре не работаю. Но показания свои ты заберешь, типа прошло много месяцев, и ты уже забыла, откуда и что появилось в твоей сумке.

— Но у них протокол есть… — начала я.

— Пусть они засунут в жопу свой протокол. Если свидетель не уверен в чем–то, например, в том, что именно Сахно тебе подбросил дрянь, давняя бумажка теряет силу. Понятно тебе?

— Да, понятно, — кивнула я. Не спорить же было с ними.

— Может, уже сегодня менты тебя найдут, или завтра, или послезавтра. Если слово лишнее вякнешь, мы твой хорошенький ебальничек перьями попластаем — будешь не мужиков потом снимать, а в фильмах ужасов сниматься, — вытянутая голова заржала, приколовшись от собственного каламбура.

— Без грима, — добавил фиксатый.

Угроза содержала в себе и комплимент, но в гробу я видала такие комплименты.

— С Мадлен нам тоже поговорить, или ты ей сама все передашь? — спросил тип с вытянутой головой.

— Конечно, передам, — заверила я бандитов. — Можно идти?

— Помни, что, раскрыв хлебало, вы обе подписываете себе смертный приговор, — сказал фиксатый, игнорируя мои слова. — Без права пересмотра. С этого дня мы будем следить за каждым вашим шагом.

— У нас есть люди в органах, — вмешалась вытянутая голова. — О любом вашем косяке станет известно в течение часа. Все тебе понятно?

— Да, — я снова кивнула, изображая испуг. — Все поняла, бегу предупредить Мадлен, пока менты не заявились.

На этот раз меня отпустили, и я вернулась в подъезд. Все наше общение заняло не больше десяти минут.

— Как эти уроды нас выпасли? — задалась я вопросом еще через четверть часа, сидя напротив Маши и держа в руке чашку горячего какао. — Мы ведь темнили в клубе насчет адреса.

— Это легко, — она была серьезной и сосредоточенной. — Таксисты у клуба тусуются одни и те же. Наш адрес казался секретом только нам самим.

— Секрет Полишинеля, — кивнула я. — Вижу только один выход из этой дерьмовой ситуации.

— Какой?

— Нам обеим надо срочно уходить на дно, как сделал в свое время Сахно. Это снимет сразу все вопросы, причем, главное для нас — укрыться от ментов. Если они не найдут, бандитам мы сто лет не понадобимся.

— Ты же квартиру оформляешь на днях, — сказала Маша.

— Составим договор на маму, — нашлась я, — это не проблема. Что будет, если явятся в Иваново, к твоим?

— Ничего не будет, — отмахнулась Маша, — у матери есть только этот телефон.

— Знаешь что, — сказала я, — мы тут болтаем, а к нам могут позвонить в дверь каждую минуту. Если бандосы без проблем нас вычислили, менты сделают это и подавно. Надо сваливать прямо сейчас.

— Но тебя найдут через твоего Бориса Аркадьевича, — сказала Маша. — От него цепочка тянется к хозяйке этой квартиры.

— Черт! — я волновалась все больше. — Значит, и к нему нельзя, разве что, на день или два, пока они пройдут по цепочке.

— Лучше на одну ночь, так быстро они не сработают.

— Ты–то куда денешься?

— У меня, что, нет своего секретного списка? — улыбнулась Машка.

— Тогда быстро собираемся, — я отставила пустую чашку и встала. — Прощай, Кунцево!

Я думаю, у всех проституток, кроме самых новеньких, есть хоть один постоянный клиент, о встречах с которым вовсе необязательно знать сутенерам. Не удивлюсь, если у девушки с данными Маши Поповой, такие люди ждут свидания в длинной очереди. Маша, как и я, общалась со своими особыми клиентами, никак это не афишируя, и я не сомневалась, что в трудную минуту ей найдется, у кого остановиться. Однако я ошибалась насчет нее. Впрочем, не буду забегать вперед.

Мы соблюли конспирацию до конца: вызванное такси отвезло нас и наши вещи по выдуманному адресу, а оттуда мы поймали уже частников, которых отследить было невозможно, и разъехались с Машей, договорившись, что будем держать связь через Бориса Аркадьевича. Встречаться мы условились не в точно называемых по телефону местах, а там, где уже однажды проводили время.

Ночью мне приснился необычный сон.

Я оказалась в больничной палате, на узкой койке, но я знала, что ничем не болею, а на соседней кровати лежал Вадик, тоже здоровый. Оба мы не говорили ни слова, но почему–то не вставали и не шевелились, глядя в потолок. Затем в палату вошла Маша в белом халате и шапочке, неся в руке шприц, направленный иглой кверху.

Я не сделала даже попытки шевельнуться, когда почувствовала, что она закатывает мой рукав.

— Не бойся, это не опасно, — сказала Маша. — Тебя надо вылечить.

— Но я же не больна, — отозвалась я.

— Нет, Софья Николаевна, — сказала Маша, наклоняясь. — Ты постоянно всех обманываешь. Патологическая лживость — это разновидность шизофрении. Пока болезнь еще не захватила весь мозг, мы ее остановим. А потом ты расскажешь, где лежат твои деньги.

— Хорошо, — покорно согласилась я.

— Вот и умница, — ласково сказала Мадлен.

— Пожалуйста, не делай мне больно, — попросила я.

— Тебе не будет больно, — успокоила меня Маша. — Ты выздоровеешь, и мы уедем отсюда. Далеко-далеко.