Первым делом я скинула одежду, в которой заснула и до этого провела весь день, заменив ее на нарядную белую сорочку по колен, которую надевала только по особенным случаям. Мне показалось, что нынешний случай достаточно особенный для такого наряда. Ополоснув лицо и руки прохладной водой я почувствовала себя свежей и бодрой. Также я переплела волосы, уложив их в свободную косу, оставлявшую некоторые пряди выбиваться из прически в легком беспорядке.
Пока длились эти приготовления я старалась не думать о том, что ждет меня при встрече с Соколом. Я решила отпустить все на волю случая. Я не знала, проспала или нет, ждет ли меня любимый или уже отчаялся — пусть судьба решит, встретиться нам сегодня или разминуться.
Я загадала, что если свидание состоится, то стану его в эту ночь, без сожалений и сомнений, а если нет — то… То буду надеяться, что он все же пошутил на счет того, что не придет на свадьбу. При мысли о таком варианте в груди неприятно заскребли кошки.
И сборы мои получились рваными и взвинченными: я то торопливо дергала пряди жесткой расческой, сетуя, что они путаются, то, замерев, мучительно долго рассматривала, как лунный свет отражается в мутном зеркале, то торопила себя, нетерпеливо притоптывая на месте, пока непослушные завязки на рукавах скользили сквозь пальцы, отказываясь складываться в узел, то долго стояла на месте, выравнивая дыхание, оправдывая остановку тем, что едва ли Сокол будет приятно удивлен, увидев меня в испарине и с отдышкой.
Если бы меня в тот момент кто-то спросил, чего я хочу больше, чтоб любимый дождался меня или ушел, я бы не смогла ответить.
Глубоко вздохнув, я толкнула дверь, представляя, что, шагнув за порог, я уже не смогу повернуть обратно, и нынешняя ночь круто изменит всю мою жизнь. Но… дверь не поддалась. Я в недоумении уставилась на нее, как будто ожидая, что она должна заговорить со мной и объяснить, почему оказалась заперта. На моей памяти такого не было ни разу. Я даже не знала, что к этой двери есть ключ. В нашей деревне, казалось, вообще не знали о существовании замков, разве что скотину запирали в хлевах на ночь, чтоб не разбредалась.
Тихое поселение на самом юге княжества, удаленное от неспокойных северных соседей настолько, насколько это только было возможно, находившееся в стороне от торговый трактов также мало интересовало разбойников, ведь золотом и серебром здесь поживиться было невозможно, разве что мешок зерна или картошки украсть. Но овчинка выделки, как говорится, не стоила, ведь жившие в деревне охотники, знавших здешние леса, как свои пять пальцев, могли после взыскать непомерно большую плату с нерадивого воришки.
Так что запертая дверь стала для меня не просто неожиданностью, а событием удивительным, как снег летом — я смотрела и не верила своим глазам.
Я попробовала толкнуть дверь еще раз, но, ожидаемо, она снова не поддалась. Я дернула ее на себя, но вновь безрезультатно. В отчаянье я уперлась головой в дверной косяк, усилием сдерживая негодующий стон. Почему-то, когда выбор был сделан за меня, и я вынуждена была теперь остаться дома, мне немедленно захотелось сделать наоборот и кинуться навстречу с Соколом, сломя голову.
— Верба, — тихий голос мамы заставил вздрогнуть, — ложись, уже поздно.
Она не сказала ничего необычного и в ее словах не было какого-то подтекста или намека, но я поняла, что, закрывая дверь, она знала, зачем это делала. Разумеется, это была она, больше некому.
Да, запирать дверь можно не только для того, чтобы не зашел кто-то посторонний, но и чтобы кто-то свой не смог выйти.
— Мама… — выдохнула я, не в силах сказать что-то еще, потому что к горлу подступил комок, затворяя дыхание и голос. Мне казалось таким несправедливым это заточение, как будто я преступница, лишенная свободы, будто я теперь в тюрьме, а не в своем доме.
— Дочка, — голос мамы был спокойным, но чувствовалось, что говорить ей тоже непросто, — это для твоего же блага.
И в который раз за последнюю неделю, да что там — за последний день, мое лицо залил румянец, ведь я поняла, что мама обо всем догадалась — о том, что происходило между мной и моим женихом, о том, куда я собралась этой ночью и для чего.
— Мама, ты не понимаешь…
Я услышала, как скрипнули доски кровати, скорее угадала едва слышные шаги, а потом легкие руки легли мне на плечи.
— Я очень хорошо тебя понимаю, очень, — с непонятной горечью отвечал мне ласковый голос, — тебе сейчас кажутся глупыми и ненужными заветы предков, высшие силы — чем-то далеким и непонятным, а любимый — вот он, наоборот, таким настоящим и близким…
Мама мягко увлекла меня от двери, и мы обе сели на кровать.
— Я была на твоем месте и понимаю, о чем болит твое сердце. К сожалению, моя мама не догадалась запирать на ночь двери. Впрочем, нас бы они и не остановили, — она хмыкнула то ли с грустью, то ли с едва уловимой теплотой и замолчала, будто бы что-то припоминая, но пауза длилась недолго, — ты уже взрослая, поэтому я могу с тобой поговорить об этом, хотя и предпочла бы, чтобы нужды в этом разговоре не было.