Невеста (СИ)

А когда моя мама, кажется, тоже воодушевленная хорошим предсказанием (после слова «любовь» все предыдущие Калинины туманные изречения и пророчества про повешенного, темное божество и неведомую дорогу резко позабылись), вынесла горячего вина из наших запасов, то и всем вокруг стало веселее и радостнее.

Женщины затянули шутливую песню про городского жениха, приехавшего сватать строптивую девицу и получившего от ворот поворот, и их звонкие голоса полетели по деревне, вовлекая в жизнерадостный светлый настрой. Я подхватила мелодию, думая о том, что, возможно, Сокол в этот момент ее слышит и узнает мой голос.

Мы разошлись далеко за полночь, и я легла спать счастливая и немного пьяная.

Жаль, что в ту ночь я не обратила внимания на последние слова Калины, сказанные про ожидающую меня любовь — «нечеловеческая», «неземная» — и не придала им значения…

Глава 11

Пробуждение мое было резким и судорожным — я вспомнила, что так и не довышивала рубашку для жениха. Вместо этого я бегала по заброшенным мельницам, просыпалась на алтарях неизвестных богов, уничтожала себя дурными мыслями и прыгала через костер в хмельном веселье.

Я резко села на кровати, тут же заработав себе головную боль и открыла глаза. Мой взгляд уперся в маму, сидящую на стуле рядом с горящей свечой, склоненную над шитьем. Она как раз откусила нитку, и погладив расправила свою работу, в которой я с удивлением узнала ту самую свадебную рубаху предназначенную Соколу.

— Можешь еще поспать немного, — улыбнулась мама, а я увидела, что под глазами у нее залегли тени — видимо, сегодня она так и не легла спать, а вышивала вместо меня.

— Мама…

— Спи-спи, — махнула она рукой, — ты сегодня должна быть отдохнувшей и самой красивой.

— Спасибо, — кивнула я, но заснуть уже не получилось — нахлынуло осознание того, что вот он — день моей свадьбы.

Почему то раньше мне казалось, что это будет волшебство и сказка, и солнце должно будет выйти из-за горизонта необычно, и я буду чувствовать себя необычайно, и, возможно, сам день будет осенен каким-то божественным светом.

На деле же утро начиналось обыкновенно — в росе и утренней прохладе, солнце показывало первые лучи из-за горизонта, и они были вполне такими же, как обычно. И голова у меня болела совершенно не по-сказочному.

Я стояла на крыльце, обняв себя руками и вдыхала свежесть летнего утра и думала о том, что сейчас чувствует Сокол, проснулся ли он, ждет ли нашей встречи у алтаря. А может быть, он передумал и не придет? Мои раздумья текли размеренно и плавно, также, как солнце из-за горизонта.

Все изменилось, когда с хохотом и шуточками во двор прибежали мои подружки, чтобы помочь мне со сборами. Закружив меня хороводом, они за секунду втянули мою унылую персону в веселое праздничное предвкушение. Мы шумной толпой ворвались в дом, где девчонки тут же достали из сундуков мой наряд и ленты, заколки и тонкие башмачки.

Через некоторое время появились и подружки мамы, пребывающие в таком же радостном настроении. Они подхватили стопки наготовленных скатертей, салфеток, тканей и расписных полотенец, которые должны были украсить свадебный шатер и столы, алтарь и подмостки.

Они доставали из погреба уже готовые кушанья, из печи — томящиеся там с вечера яства, опустошили все полки с посудой и вынесли лавки. И конечно, хмельной мед и вино перекочевали в сторону шатра одними из первых. Наверняка, такая же картина сегодня была в каждом доме — пустые сени и кухни.

Я следила за этим, скосив один глаз, потому что в это время мои подружки колдовали над моими волосами: вплетали в них цветы и ленты, украшали колосьями и крупными бусинами. Прическа была почти готова, когда я услышала, как кто-то из соседских мальчишек вбегает в дом с криком: «Сваты!». Моя мама всплеснула руками и, сорвав с себя передник, побежала им навстречу.

Пока меня одевали в платье, разглаживали струящуюся ткань, прилаживали фату, обували ботиночки со шнуровкой и совершали еще тысячу разных нужных и ненужных движений, я прислушивалась к происходящему за дверью.

Родители Сокола упрашивали мою маму отдать им ее дочку, а мама «отказывалась»:

— Ой, продай нам ее за серебряную монету, — слышала я голос будущей свекрови.

— Нет. Других дочерей у меня нету, — отвечала мама.

— Ой, продай за золотую, — упрашивал папа Сокола.

Но моя мама была непреклонна:

— Где возьму еще такую?

Препирательство длилось недолго, ведь мама скоро согласилась меня отдать в чужую семью бесплатно, но получив обещание, что меня будут и любить, и жалеть, и баловать, и угощать, и считать своей родной дочкой.

Когда я была уже полностью собрана, мои подружки выбежали на улицу и устроили задания для дружков жениха. Я же стояла посреди комнаты, не находя себе места. Я видела, как всем вокруг весело, и пыталась отыскать такую же радость в себе самой, но почему-то в душе было неспокойно. Мне почему-то постоянно хотелось ускорить это все обрядное действо: чтобы разговоры шли быстрее, песни не были такими протяжными, глупые шуточки можно было бы вообще пропустить…