К вечеру план был готов. Они сумели продумать все слова и дальнейшие поступки так, что все случившееся даже оказалось им выгодным — по крайней мере, привлекло внимание к Гайе как к женщине, а не к трибуну. Она дала много поводов для сплетен, да и предыдущие сплетни про нее и императора им на руку — это даст возможность ей в открытую уединяться с Октавианом, а не пробираться украдкой во дворец, чтобы затем также украдкой исчезнуть и вернуться уже в парадных одеждах с главного входа.
— Командир, — Гайя вложила в голос сколько смогла обаяния.
— Знаю, о чем ты. Лиса… Ладно, забирай по-тихому. В яме ему и правда делать нечего, показали чтоб другим неповадно будет. И хорошо. А Рените тоже руки развязать надо.
Гайя была готова поцеловать его темную от загара щеку с начавшей седеть легкой щетиной — префект опять не ночевал дома, да и вообще вряд ли спал. Она уже знала, что сразу после их бегства немедленно послал вестового за Фонтеем, а еще раньше в лагерь влетел вестовой урбанариев с вопросом «Что случилось, а мы не знаем?»
— Марс! — она бросилась к нему, вышедшему к ней в сопровождении одного из подручных Друза.
Он улыбнулся ей:
— Видишь, все хорошо, — и слегка пошатнулся, вдохнув свежий воздух после ямы и смешавшийся с легким ветром запах духов Гайи.
— Вижу, — она подхватила его под руку, заглянув на его обнаженную спину и содрогнувшись при виде коричневого от крови сублигакулюма.
— Ренита там уже возилась, — успокоил ее Марс.
— Вижу, — успокаиваясь, проговорила она, убедившись, что все рассечения аккуратно промыты и смазаны. — Командир разрешил отвезти тебя ко мне домой. Долечиваться. Хорошо, Кэм настоял на колеснице. Куда тебе верхом сейчас…
Она накинула ему плащ на плечи и, когда он неожиданно легко вспрыгнул на колесницу, хотела обхватить его рукой за талию, но быстро поняла, что спина рассечена до самого низа:
— Возьми меня за талию. Сам знаешь, я медленно ездить не умею. А они, — она кивнула на двух крупных белых жеребцов той же породы, что использовались у них в когорте. — А они не любят. Так что держись!
Едва оказавшись дома, она загоняла рабынь приказами — и устроила Марса с всеми возможными удобствами.
— Вот мазь, Кэм для тебя передал. Кстати, этой мазью мне удалось легко залечить все татуировки. Она снимает всю боль и не оставляет следов от повреждений. Ложись поудобнее на животе, разотру.
— Можно подумать, я могу на чем-то другом сейчас лежать, — проворчал Марс, с наслаждением подставляя ей спину.
Он лежал совершенно обнаженный, потому что окровавленный сублигакулюм Гайя с него сорвала, когда отмывала от засохшей крови и той грязи, в которой он успел измазаться в яме, несмотря на заботы Рениты, которая примчалась сразу же со своими корзинками и фляжками.
Марс слышал, как она попререкалась с Друзом, настаивая, чтобы его отдали ей на лечение, а не бросали в яму, но Друз был непреклонен:
— Да пойми! Есть приказ! Положено так. На нас же смотрят все! Велено так поступить. Неужели ты думаешь, что я столб соляной?! И сам его туда засунул?
— Лоб ты точно твердокаменный! — шипела врач.
— Ренита, — с угрозой, но тоже негромко отвечал ей Друз. — При всем уважении и к тебе, и твоему состоянию… Еще слово, и я тебя отправлю восвояси. А спину ему промыть и смазать сам сумею.
— Нет! — отчаянно выдохнула врач, и вот уже она накрывает его горящую спину чем-то влажным и прохладным.
Марс даже забылся под ее умелыми руками, а после и заснул.
И проснулся, когда Друз окликнул:
— Эй, счастливчик! Кажется, тебе отпуск выпал вместо хорошего урока. Да ладно, заслужил. Видел бы ты все, что мы нарыли на эту Луциллу. Я б лучше козу своей бабушки бы поцеловал.
Марс нежился под руками Гайи:
— Еще немного, и я замурлыкаю от счастья.
— Да уж, счастья у тебя мешок.
— Гайя, родная моя Гайя! Я жив, я с тобой, и ты меня всего ласкаешь! Да что еще желать?!
— Наверное, и правда нечего, — насмешливо сказала она и протянула ему чашу. — Разве что молока и выспаться.
— А ты?
— На работу. А ты спи и выздоравливай. Мне придется уладить все, что мы с тобой натворили.
Дворец встретил ее новой волной сплетен — там не теряли времени даром.
— Этого красавчика старшего центуриона ликторы иссекли розгами.
— Да что ты? Старшего центуриона? Героя войны?
— Он что-то там нарушил. У меня двоюродный племянник знаком с сестрой одного из ликторов. И то рассказывал. Что мол, у них в когорте все так строго, все так по закону, что уж если кто виноват, то накажут, будь он сам префект спекулаториев.
— И что, и префекта отлупили?
— Нет, на него не хватило розг. Об Марсиуса Гортензия обломали все! Все четыре связки фасций!
— Неправда, восемь!
— Постойте, как как бы префект спекулаториев бы отдал приказ о лупке самого себя?!
— А и правда…
— Ой, да что вы все говорите!
— Он и Марсиуса не он приказал.
— А кто же? Сам попросил?
— Октавиан! Только я вам ничего не говорил!
— Из-за того, что позволил себе выходку на празднике?
— А ты что, не видела. За кем он погнался? За это самой Гайей Флавией!
— Бесстыжая! Все ей мало. Она же с самим императором ночь накануне провела!