Пылая жаром гнева нажимаю на звонок. Даже ключи достать не могу, как руки трясутся. Но вскрикиваю, когда в меня кидают кота. Это просто секретное оружие, способное снять любую депрессию.
— Один ты у меня Виктор остался. Всегда рядом, даже когда я о тебе забываю, — прижимаю его к себе и не смотрю на того, кто открыл мне дверь.
— Если бы я его тебе не прислал, ты бы про него и не вспомнила, — слышу бас и резко вскидываю взгляд…
— Лучше бы я тебя не вспомнила, — огрызаюсь и глазам не могу поверить! — Что ты здесь делаешь?! То есть… Как отец тебя на порог пустил?
— Нина! Нина! — орет из комнаты мама и уже бежит ко мне, забирает кота и буквально втаскивает на порог. — Нина, я просто не поверила… И ты не поверишь! Раздевайся скорее.
Она причитает, раздевает меня, а я понять не могу ничего, смотрю на Бориса, что стоит в обыкновенном свитере и джинсах. Он словно вписаться в эту квартиру хочет.
— Да что случилось?! — ору я и мама, лучезарно улыбаясь тянет меня на кухню. Где рядом с отцом сидит она.
Глава 51
Сестра. Живая. Невредимая. И даже вполне себе прекрасно выглядевшая. И я не знаю, что меня беспокоит больше. То, что она живая или то, что я про нее совершенно забыла? А может быть, потому что выглядит Ульяна так, словно никаких бед и не знала никогда.
— Ну что ты стоишь как свечка. Сестренку свою обнять не хочешь?
«Нет», — сразу лупит по мозгам мысль, но я вижу, как рады родители, и подхожу к сестре, которая тут же меня прижимает к себе, обдавая густым запахом духов. Я так и не смогла определиться с ароматом, который мне нравится.
— Вот тебя разнесло, Нинка. Мам, Пап, вы что за ней совсем не следите…
Становится обидно, и мама уже хочет сказать про мою беременность, но я предупреждающе смотрю. И знаете, что, я рада, что вернулась эта Ульяна. И я рада, что она вообще вернулась. Живая, невредимая, такая же бесявая как была.
Она рассказала, что ее купил один бизнесмен и сделал своей постоянной любовницей. Наличие жены ее не беспокоит, так что она, можно сказать, счастлива.
Её рассказ я слушаю, открыв рот, еще больше удивляюсь, когда она говорит, что смогла вырваться лишь на пару дней. На вопрос, почему она не сообщила, что жива и здорова, она ответила:
— Я хотела приехать как королева, а не вся в ободранной одежде после больницы, — объясняет она довольно-таки спокойно, и мне хочется спросить, что она там делала, но, взглянув на Бориса, который вместе с отцом налегает на водку, я понимаю, что задавать такие вопросы — его компрометировать.
Думаю, и сестра это понимает. Потому что поглядывает она на него с опаской.
— Ой. Ну что-то я задержалась, нет, мам, пельмени я точно не буду, — отказывается она и встает. Напряженно смотрит на меня, стоящую у окна, потом на Бориса, что спокойно уплетает пельмени. Затем искренне улыбается родителям и просит. — Проводите меня, дорогие…
И вот то, что в этой фразе не было фальши, а глаза действительно лучились счастьем, дало мне понять, что она любит их. Любит родителей и подсознательно хочет, чтобы они ею гордились. Ну а папе с мамой все равно, кто она и кем будет, они ее любят ни за что, а вопреки. Так и должны любить родители.
Смогу ли я так же полюбить своего ребенка. Наверное, смогу, ведь его отца я люблю несмотря ни на что…
— Это был нечестный ход, — поворачиваю голову, когда мы остаемся с Борисом наедине.
— Напомни, когда я использовал честные…
— Но ты откровенно врал, говоря, что она мертва, — шиплю я ему, поглядывая на дверь и прислушиваясь к прощанию.
— Мне нужно было выкинуть ее из твоих мыслей, — объясняет он и то, что он вообще ведет диалог, а не привычно молчит, говорит о том, что ему действительно важно донести до меня определенный вывод.
— Ты любишь меня?
Борис поднимается, занимая довольно много пространства на тесной кухне, и уносит тарелку в раковину. Серьезно? То есть ответить на вопрос он не может, зато объясняет насчет сестры.
— Борис, я задала вопрос…
— У меня самолет через три часа, еще переодеться надо.
— Ты издеваешься?! — прикрикиваю я, но резко тушуюсь, когда заходит папа. Он распахивает объятья, но потом, опомнившись, протягивает руку Борису. И тот ее жмет. Тем, что он привез сестру, он фактически уничтожает конфликт, что возник у него с отцом два года назад. Тот, из-за которого он чуть отца не убил, а я, защищая отца, выстрелила в Бориса.
И что теперь. Легковерный папа жмет руку врагу и горячо благодарит за устройство жизни его дочерей. Я закатываю глаза. Не могу находиться в этом царстве раболепия.
— Папа, ты ему так руку оторвешь. И Борису надо на самолет…
— Еще раз спасибо вам за все. Не могу сказать, что согласен с вашей политикой управления заводом…
— Оно мне и не нужно, — кивает Борис и проходит в коридор. Я за ним и на тесном пространстве мы все-таки умудряемся надеть обувь, взять сумки и выйти за дверь по три раза обнявшись с родителями.