Невеста Стального принца 1

Разумеется, никто не предложил одолжить мне сапожки или хотя бы одну перчатку погреть немного пальцы, а в плаще-невидимке и правда было как будто ещё холоднее. Поэтому я вернула его Одель, а сама сосредоточилась на карте, убеждая себя, что всё самое страшное осталось позади. Ещё минут двадцать, максимум полчаса, и первое испытание закончится. А там уже можно будет сказать кому-нибудь из организаторов или медперсонала (кто-то же должен нас встретить в гробнице хальдага), где мы оставили малолетнюю злодейку. Я запомнила это место и могу показать на карте, главное, до захоронения скорее добраться.

Странно, наверное, я уже получила максимальную степень обморожения, потому что в какой-то момент почувствовала, что стало заметно теплее. Подушечки пальцев болезненно закололо, но теперь я могла ими шевелить. Ощущала собственные ноги, увязавшие в грязной жиже, в которую, тая, превращался белый пушистый снег.

Глюки или в самом деле резко потеплело?

В этой части леса было сыро, отовсюду несло гнилью, но холод уже не набрасывался с такой яростью на моё истерзанное морозом тело. Деревья вокруг по-прежнему вырастали тёмными пиками, оцепляя небольшую полянку, посреди которой мы сейчас стояли.

— Не нравится мне это место, — протянула Одель, напряжённо озираясь.

— Про́клятые болота, — взволнованно выдохнула Паулина. — Я о них столько историй слышала.

— Да нет здесь никаких болот, — возразила я, лихорадочно скользя взглядом по карте. — Они были бы отмечены и…

— Ква! — раздалась из-за высокого куста, который вдруг зашевелился, затрясся, словно в припадке, и на поляну вышла… гигантских размеров жаба.

Секунду или две ничего не происходило, а потом невесты разразились пронзительным криком:

— Шварра!

Полька бросилась к ближайшему дереву и как мартышка быстро по нему взобралась. Я и Одель остолбенели, наблюдая за тем, как к нам приближается это огромное, жуткое существо, тяжело переставляя задние лапы.

— Ква, ква! — заявил этот мутант, останавливаясь в паре метров от нас и обнажая свой длинный, извивающийся, похожий на красную ленту язык.

— Так вот ты какой, цветочек аленький… ну то есть болотная шварра, — пробормотала я и в ужасе завопила: — Мама!

— Ква! — ответила жуткая жаба и двинулась на меня.

ГЛАВА 17

Если бы ему на глаза сейчас попался затейник, придумавший провести первое испытание в Зачарованном лесу, Мэдок с превеликим удовольствием вздёрнул бы его на ближайшем суку. Непременно вниз головой и так, чтобы до этой самой головы, как до наиболее бесполезной, а может, даже опасной (опасной для окружающих) части тела с лёгкостью могли добраться дикие звери.

Некоторые твари, правда, впадали в зимнюю спячку, но даже это не утешало. Наверное, впервые в своей жизни хальдаг боялся. Не проигрыша в охоте, которая едва успела начаться. Он боялся, что одна из его наин пострадает. Будет в нём нуждаться, когда его не будет рядом.

Филиппа… Мужчина с досадой скривился. Они так отвратительно поговорили. Когда утром искал с ней встречи, понимал, что разговор будет не из простых. Несложно было догадаться, в каком свете представил ту давнюю историю Рейкерд, но хальдаг никак не ожидал, что девчонка так рьяно примется защищать свою мать.

Понятно, что родная кровь. Понятно, что женщина, подарившая ей жизнь. И тем не менее Филиппа должна понимать, что у них просто не было выбора. Леди Адельвейн (кажется, её звали Елена) тянула из своего мужа силу. Он отдавал ей её добровольно, добровольно себя убивал, чтобы продлить время, отпущенное нэймессе.

Но рано или поздно всё в любом случае закончилось бы, и, если бы они не успели, могло произойти непоправимое. Могли пострадать другие. Ни в чём не повинные слуги, та же Филиппа.

Первые годы за малышкой следили, желая удостовериться, что в ней не проявится ни капли материнской гнили. К счастью, Филиппа оказалась чиста, и со временем о ней просто забыли. Оставили прозябать в обители, пока о наследнице графа не вспомнил де Горт.

Мужчина прикрыл глаза. А ведь они похожи… Очень. Пусть он и повстречал Елену уже после обращения, но даже тогда, в искажённых чертах её лица, всё равно ещё проглядывала её нежная красота. Он хорошо запомнил это лицо — лицо своей первой жертвы. Та же светлая молочная кожа, те же чувственные пухлые губы, густые длинные ресницы, золотисто-русые волосы. Совсем как у Филиппы.

А вот цвет глаз у неё от отца. У Натана они тоже были серо-голубые, с такими же мятежными искрами.

Леди Адельвейн — истинная дочь своих родителей, и сейчас он отдал бы многое, чтобы скорее отыскать её в этой снежной ловушке.

Почему-то о Филиппе Мэдок беспокоился даже больше, чем об остальных своих наинах. Наверное, потому что другие невесты знали, на что шли. Их с детства готовили к тому, что однажды они станут избранницами хальдагов и, если повезёт, примут участие в Беспощадной охоте. Филиппа этого не желала. Да и чему её могли научить в обители? Как правильно читать молитвы и петь хвалебные песни Созидательнице пречистой?