Невеста Субботы

У каждого из Них веве свой. Тот, над которым я тружусь сейчас, Роза тоже мне показывала. Даже позволила самой его начертить, но сразу размазывала по полу муку — как бы чего не вышло. Вздрогнув, я оглядываюсь по сторонам. Уж не подует ли бриз с реки и не разнесет ли по дороге мое творение? Нет, ни ветерка. Реку разморило на солнышке, буровато-зеленая вода застоялась в берегах.

Узоры смутно желтеют на дороге, крест и два гроба. Полюбоваться своей работой мне недостает времени — я тащу на перекресток трухлявую корягу. В трещины, из которых струйками растекаются муравья, я прилаживаю свечи. Самодельный алтарь обсыпаю кофе и табаком, взбрызгиваю ромом. Новые запахи кружат мне голову — пережженный кофе, фруктовые ноты и перчинка в табаке, а поверх этого плывет алкогольное марево, погружая меня в сладкую пьяную одурь.

Снова зарываюсь коленями в мягкий пепел дороги, зажмуриваюсь, как всегда, когда страшно, и называю его по имени. И готовлюсь ждать. А заодно, если начистоту, готовлюсь разочароваться. Меня давно гложет червячок сомнения. Африканской крови во мне кот наплакал, а вот белой, европейской, не в пример больше. Чем старше я становлюсь, тем сильнее ее зов. Который год белая кровь нашептывает мне, что не следует верить в нянькины байки, ведь в реальности…

Но приходит он быстро.

Недаром же его именуют Святым Экспедитом. «Лучше сегодня, чем завтра» — вот его девиз. И призвать его так легко! Легче всего на свете.

Миг назад тень испуганно жалась к моим ногам, но вот она вытягивается, скользит по веве, приобретает совсем иные очертания. Я вздрагиваю, но тень уже не повинуется моим движениям. Теперь она принадлежит тому, кто стоит за моей спиной — высокому мужчине в цилиндре. Отставленной в сторону левой рукой он опирается на трость, а его правую руку я не вижу.

Оцепенев от страха, я застываю, как сурок, над которым кружит ястреб, понимая, что бежать мне некуда. От него никуда не убежишь. Лишь чуть-чуть скашиваю глаза, когда моего плеча касаются его пальцы — белые кости без клочка плоти, пальцы скелета, пальцы Смерти…

— Так вот каким ты меня видишь, Флоранс Фариваль, — смеется он.

Смех у него низкий, грудной, а голос хриплый и немного гнусавый.

— Не рыцарем на бледном коне и не дамой с окровавленными губами, как принято в нынешний век, а негром, от которого несет перегаром и потом, одноруким рабом-убийцей, могильщиком, без чьего спросу никто не смеет отойти в мир иной. Ты видишь меня Бароном Субботой — le Baron Samedi!

— И ты пришел на мой зов?

— Как я мог не прийти, девочка? Ведь я всегда рядом, всегда в двух шагах. В двух неосторожных шагах.

— Значит, ты мне поможешь! Пожалуйста! — Я складываю руки на груди. — Сделай так, чтобы кентуккиец не забирал мою сестру! Пожалуйста! Иначе я больше никогда ее не увижу, я же знаю!

Стоит Дезире выехать за ворота, и она пропала, пропала навсегда. Одно из моих первых детских воспоминаний — то, как папа крупно взлез в долги после Марди Гра, и бабушке срочно понадобились наличные, и она продала заезжему торговцу несколько рабов, а в их числе смазливого мальчонку, который бегал по двору. Просто бегал там и попался ей на глаза. Мальчика поставили на весы, на каких взвешивали свиней по осени, и пересчитали его стоимость в фунтах. Мать валялась у Нанетт в ногах, и та, смягчившись, пообещала выкупить мальчугана, как только деньги заведутся. Но с тех пор его никто не видел.

И Ди никто больше не увидит. Кроме меня ее защитить некому.

— Шшш, не плачь, девочка… — И снова мертвые пальцы касаются моего рукава-фонарика. — Ну, конечно, я тебе помогу. Как смогу. А смогу я сама знаешь как, — прибавляет он, усмехаясь. — Я могу дать лишь одно и лишь одно попросить взамен.

— Взамен?

— А ты как думала? — гнусавит Барон. — То, что дается даром, гроша ломаного не стоит. Но ты, я погляжу, засомневалась. Хорошо, будем считать, что мы не поняли друг друга, и пойдем каждый своей дорогой…

— Нет! — вскидываюсь я и чуть не хватаю его за костяные пальцы. — Я… я согласна… Ну, то есть… а что взамен?

Барон снова хохочет, но в его смехе слышится рокот далекой грозы.

— Я вырою могилы для всех, на кого ты укажешь. Более того, я сделаю это трижды. Три желания, Флоранс Фариваль. Как в сказке. Чтобы тебе проще было запомнить.

Чувствую себя попрошайкой, что протянула руку за медяком, а получила три золотых. Нельзя ли отдать сдачу?

— Но следующая могила, которую ты выкопаешь, будет твоей. У меня нет прялки, чтобы иначе переплести нити судеб. Все, что у меня есть, — это меч. И рублю я с плеча.

Я так пристально смотрю на его тень, что у меня глаза пересохли. Набалдашник трости выпускает три шипа, превращаясь в рукоять меча. Вот на что он опирается! Надо было сразу догадаться.

Еще не поздно все исправить, подзуживает страх. Растоптать веве, повалить трухлявый алтарь, бегом вернуться домой. Забыть полуденный морок. И выполнить наконец волю этого мира, стать такой, как все, и попрощаться с Дезире.