Невеста Темного принца

От момента, когда я впервые услышал эту версию и принял ее за чушь и до полученных результатов анализов, мое отношение к ситуации все время менялось от «да ну на хрен, это не может быть правдой» до «я же всегда был не таким, как они с Лэрсом, я не могу быть одной с ними крови». Присутствие рядом Шпильки как-то незаметно для меня стерло минусовые мысли, заменив их оптимистическим прогнозом. Рядом с ней я был уверен, что в конечном итоге тест покажет, что Р’ран Шад’Арэн - породистая гончая, а не подзаборная псина.

Эта женщина сделала меня слабым. Отравила мою душу ненужной верой.

Поэтому я предпочел держать ее на расстоянии хотя бы какое-то время, пока занимался тем, что вытаскивал из-под обломков свою сраную жизнь, в которой фальшивым было почти все. В особенности моя гордыня.

Я сделал много гнусностей за ту неделю, что держался на расстоянии от Шпильки. Например, сделал чертов тест ДНК для Лэрса, естественно, без его ведома, естественно, незаконно и за большие деньги. Оказалось, что человек, которого я привык считать паршивой веткой нашей королевской крови, был единственным наследником этой самой крови: законным, чистым Шад’Арэном, хоть при этом был же и самым немощным лунником из всех, кого я знал. Потом я собрал в кучу все альбомы с семейными фотографиями, отобрал те, где я был в кругу семьи – таких, кстати, оказалось немного – вынес их на задний двор, сунул в бочку, щедро полили керосином – и смотрел, как превращается в пепел свидетельство вранья. Легче все равно не стало. На самом деле мне хотелось откопать чертов гроб, вынуть оттуда кости отца и скормить их бездомным животным. Мне хотелось, чтобы в том месте, где бы сейчас ни пребывала его душа, ему было хоть на четверть так же погано, как мне, живому.

Я нанял двух ушлых детективов, предварительно убедившись, что оба умеют держать язык за зубами. Я должен был знать, кто мои настоящие родители, потому что я мог не быть Шад’Арэном, но я был лунником. Лунники не вышвыривают своих детей на помойку. Лунники рвут глотки всем, кто протянет руки к их потомству, потому что выносить лунного младенца - та еще «русская рулетка». Я ждал, что натасканные псы возьмут след, но пока их доклады больше напоминали игру «расскажи мне то, что я и так сам о себе знаю».

Отчаяние душило.

Злость обнажала самые черные, самые неприятные стороны моей проклятой души.

Я больше не хотел быть терпимым, правильным, добрым Р’раном. Таким я стал рядом с Наной, и чем больше я анализировал случившееся, тем отчетливее понимал – она сделала меня слабым. Ссильный Р’ран Шад’Арэн никогда бы не сделал все те вещи, которые я уже сделал и которые еще только собирался сделать.

Но я ужасно, черт его дери, тосковал без нее. Ночами бродил по пустому дому, где даже обслуга боялась высунуть нос и попасться мне под горячую руку, убивая себе воспоминаниями о голосе Шпильке, о ее улыбке, запахе волос.

Она была идеальной женщиной для добрячка Р’рана, но от сволочного Р’рана ей следовало держаться подальше.

Я не хотел других женщин – ни одну из множества в этом мире. Я хотел Шпильку, но по злой иронии судьбы не мог ее получить.

Так я думал до тех пор, пока в одно прекрасное утро на пороге моего дома не появилась Маргарита Шереметьева и не огорошила меня известием о том, что Нана носит моего ребенка. «Ты станешь отцом, Р’ранис Шад’Арэн, - сказала она так, будто слова ранили ей язык. – И я здесь не из-за тебя, и не из-за чувства справедливости, а только из-за Наны. Твой ребенок убивает ее, Шад’Арэн. Сделай что-то с этим, или я вколочу ржавый гвоздь в каждый сантиметр твоего тела. И боги мне свидетели – я не преувеличиваю».

Она могла. Кто бы сомневался, что старшая Шереметьева может и сделает, и от ее гнева меня не спасут ни бетонные стены, ни хорошо защищенный бункер.

Но на меня подействовала не угроза.

Три слова «Ты станешь отцом» разделили мою жизнь на то, что было до них, и то, что может быть после. И я знал лишь один способ сделать так, чтобы мой ребенок никогда не почувствовал того, что чувствовал я все эти дни с тех пор, как узнал, что я – никто.

Я собирался привязать к себе Шпильку. Даже если это отравит нас обоих – я сделаю ее своей женой. И пусть боги сжалятся над нами.

— Отвези меня домой, - потребовала Шпилька, когда я затолкал ее на заднее сиденье своего автомобиля. – Я - твоя жена, хорошо. На этом фарс можно закончить.

— Дура, - бросил я, игнорируя ее слова.

— Самовлюбленный баран, - прошипела она в ответ.

Пришлось сжать зубы и покрепче схватиться за руль. Клянусь, еще одна такая реплика, и я вырву его «с мясом».

— Ты не выносишь лунника без меня, - сказал я, не отводя взгляда от полотна дороги. В субботнее утро она была почти пустой. – И не говори, что не знаешь об этом, потому что всезнайка Нана не могла упустить эту маленькую особенность лунников.

Кажется, она фыркнула, но промолчала.