Невеста тирана (СИ)

— Что с вами? Что с вами, сеньор? Вам плохо? Я позову на помощь!

Она дернулась, но Фацио крепко схватил ее за руку повыше локтя, прокричал, подняв голову:

— Дженарро!

Джулия едва не плакала от беспомощности, отчаянно замотала головой:

— Его нет здесь… Нет, сеньор!

Фацио усмехнулся, будто через силу:

— Он всегда где-то рядом…. А ты, — его черты исказились, глаза будто полыхали огнем, — если скажешь хоть кому-то…

Она снова и снова мотала головой:

— Нет, нет, сеньор! Даю слово. Клянусь, никто не узнает!

Сверху на лестнице уже слышались спорые тяжелые шаги камердинера. Он подскочил, поставил на ноги своего господина. Блеклое лицо Дженарро было напряженным. Он заглянул в глаза Фацио:

— Что случилось? Почему сейчас?

Тот лишь покачал головой, давая понять, что не знает ответа.

Дженарро повернулся к Джулии:

— Сеньора, поднимайтесь в дом. Прикажите любому встречному слуге проводить вас в покои.

Она стояла, как вкопанная. Дженарро процедил сквозь зубы:

— Идите же!

Джулия сглотнула:

— С сеньором Фацио все будет хорошо? Вы обещаете?

Тот сам прошипел:

— Уходи немедленно! И запомни, что должна молчать!

Джулия выпрямилась:

— Я дала слово, сеньор. Значит, я буду молчать.

Он смотрел на нее так же, как тогда на балконе. Будто что-то внутри подцепило острым крюком и тянуло. И невозможно было оторваться от искаженного каким-то неведомым страданием его красивого лица, от лихорадочно горящих глаз. Фацио приоткрыл, было, рот, чтобы вновь прикрикнуть, но Джулия резко развернулась, подобрала юбки и побежала вверх по лестнице, борясь с мучительным желанием оглянуться.

Глава 21

Теперь все мысли были только о Фацио, как бы Джулия не гнала их. Она снова и снова видела перед глазами его искаженное неведомой мукой лицо, лихорадочно сверкающие глаза, которые, казалось, пронзают насквозь. И этот взгляд не отпускал. Слова гнали, а глаза будто умоляли остаться. И она бы осталась, если бы ее присутствие могло хоть чем-то помочь. Если бы он позволил… На этой проклятой лестнице он не был неуязвимым владетелем Альфи… Тогда в нем проступило слишком много… от человека.

Невыносимее всего оказывалась неизвестность и невозможность поделиться с кем-то этими переживаниями. Хотя бы с Альбой. Но Джулия дала слово. И сейчас не нарушит его, даже если будут убивать. Это казалось важным. Если она сейчас солжет хоть в чем-то, будущий муж не будет верить ей всю оставшуюся жизнь. Она этого не вынесет. Свой грех — своя ноша, но чужой… пусть это и любимая сестра.

Порой она ловила на себе настороженный взгляд Альбы. Глупо было думать, что служанка не заметит перемену. Альба все же не выдержала:

— Да что стряслось-то, сеньора? Вы воротились с того проклятого ужина сама не своя. И уже два дня как в воду опущенная!

Сундук, наконец, вернули, и Альба перебирала содержимое. Раскладывала на кровати, сортировала, подсчитывала, непременно загибая пальцы — по-другому не умела. Она все опасалась, что что-то пропало. Но в багаже было цело все до булавки, и даже лежало так, как складывает только Альба. Джулия была уверена, что сундук даже не открывали, только сняли ремни. И тем нелепее и безумнее выглядел поступок тиранихи. Но чего она в итоге добилась этими глупостями? Лишь разозлила сына… Фацио сказал, что мать еще не оправилась от потери мужа, что она не в себе. Но Джулии казалось, что горе выглядит, все же, несколько иначе. Она тоже знала, что такое утраты, видела, как скорбела по отцу мама... Это была совсем иная скорбь. Впрочем, у каждого своя мерка. Мы неизбежно судим по себе, и это понимание кажется нам единственно верным. Но Безликий бог задумал людей разными. Пусть так… Фацио гораздо лучше знает собственную мать.

— Сеньора! — Альба даже притопнула от досады, видя, что Джулия ее не слышит. — Что стряслось-то! Я же не бессердечный чурбан, глядеть на вас!

Джулия уже не раз рассказывала о скандале за столом. Во всех подробностях. Но Альба тянула и тянула, будто чуяла, что она не договаривает. Джулия подозвала Лапушку, взяла на руки, чтобы скрыть неловкость. Чего уж тут… Выросли вместе. Уж, конечно, Альба знает каждый взгляд, каждый вздох. Такую трудно обмануть. Джулия облизала губы:

— Все в толк не возьму, что ей нужно? — Она подошла к раскрытой двери, ведущей на небольшую, залитую солнцем террасу, кивнула на улицу: — Тиранихе? Сеньор Соврано сказал, что она не в себе от горя, но мне так не кажется.

Альба подошла и тоже выглянула. Похоже, сеньора Соврано сидела на своей террасе, отделенной резной каменной решеткой, каждое утро, смотрела на лазурную бухту. Сегодня она что-то читала. На белом мраморе ее траурный туалет казался зловещей кляксой. Будто присела на согретый солнцем камень огромная черная птица с пышным оперением.

Горничная пожала плечами:

— А пес ее знает! Может, ревнует?

Джулия с недоумением посмотрела на нее:

— К чему?

Альба вновь пожала плечами:

— К сыну… А, может, к молодости, к красоте вашей.

Джулия даже фыркнула:

— Да ты что! Ты же ее видела! Ей и годы нипочем не дашь. Все лишь нрав портит. А о красоте и говорить нечего.

Альба нахмурилась: