Невеста трех женихов

– И я… Так, как тебя, больше уже не любила. Андрейку люблю – больше жизни. А так… когда Он и Она… ты и я… и ни о чем не думать… летишь… – бессвязно вышептывала Светка. – Судьба. Такая судьба.

– Да какая там судьба! – с досадой отмахнулся Сергей. Только сейчас Светка почувствовала, какой он сильный и взрослый. – Какая там судьба. Идиоты. Ничего не умели ценить. Брели впотьмах. Поехали завтра на море? Инку возьмем. Вытащить ее хочу на свет Божий. Хватит ей… придуриваться… Тоже… судьбу выдумала. Дуры вы с ней. Вот и все.

– Да! – обрадовалась Светка. – Дуры! И я мечтаю ее вытянуть. Молюсь о ней. Как подумаю, что она вот так всю жизнь просидит…

– Тогда едем!

Они встали с бокалами в руках. Ну и тьма! В какую сторону делать шаг?

Они шагнули друг к другу. И прижались. Не обнялись. Но у них получилось прижаться друг к другу без объятия. Приникнуть. Прислониться.

Вот и все. Что надо сказать? Спокойной ночи?

Да-да! Есть такие слова! Спокойной ночи! До завтра! Сладких снов!

«Поздно, Дубровский! Я жена его…» Так надо говорить? И думать?

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Святка! До завтра…

– Дебил!

– Дурища!

И они принялись снова ржать, как последние идиоты.

Ночь ее прошла без сна. Почти. В этой бессонной ночи копошились мысли – темные и светлые.

Темные лезли о том, грех ли ей, венчаной жене, чувствовать сейчас то, что она чувствует, к другому человеку, не мужу. И положено ли в этих чувствах каяться. Ведь ничего не было. И не будет. Уж она себя знает. Постарается. Не было – и было.

А что было? Ну, были они. Вот сейчас сидели под пинией и были они друг у друга. И этого никто у нее не отнимет, разве что только вместе с жизнью.

В воспоминаниях – надо каяться? В чувстве близости с человеком, который и был тебе предназначен, – надо каяться, как в грехе?

Она об этом спросит. Это надо узнать. Ее душа пока такими вопросами смущена не бывала. А сквозь печаль и смятение пробивалось светлое, смешное: они по-прежнему друг друга понимают, как будто и не прошли все эти годы.

Светлое – это, оказывается, услышать «дурища»… Никто, кроме него, так ее не называл. И еще светлое: у них впереди несколько дней. И она собиралась эти дни провести весело. Вот что хотите делайте, а этого у нее никто не отнимет. И все тут!

Еще пришла мысль грустная, напугавшая Свету. Сережка очень ранимый. Раньше она так не думала. Вообще об этом не думала. Про чужую боль хорошо стала понимать, став матерью. Но только сейчас до нее дошло, насколько ранимой, незащищенной оказалась Инка. А Сережка – родной ее брат. Разве мог он быть устроен иначе? Конечно, так глубоко, как у Инки, у него не зашло. От людей не прячется, работает, успешный… Только вот – никого нет. Он один. И уж это точно из-за нее, Светки. А она – ванька-встанька. Получила по лбу, заслуженно причем, покачалась из стороны в сторону и стоит, как ни в чем ни бывало. И все у нее замечательно. Просто обзавидуешься. И муж, и сын, и богатство, и возможности, практически неограниченные. А тут еще захотела возвышенной, большой и чистой любви. И – вот она! Материализовалась мгновенно. Но это если смотреть со стороны. Недобрым чужим глазом. А тоску ее кто-то понимал? А одиночество? А непонимание, почему она телепается в этом чужом дворце, если от нее даже детей не хотят?

И потом вдруг, без всякой связи с предыдущим, она удивилась своему открытию: любовь не исчезает! Затихает, засыпает, сидит себе тихонько, не напоминая о себе, как цветы под толстым слоем снега зимой. Но она жива все равно! Никуда не девается! Если это любовь, она же бессмертна. Ее не убить. Только усыпить, убаюкать можно.

Наконец, настало утро. И Светка встала, полная сил и ожидания счастья.

Все у них получалось в эти дни, как будто им подарили волшебную силу.

На удивление легко Инка согласилась поехать с ними к морю. Поехали на мощном джипе, пели дурацкие детские песни. Дошли до самого сокровенного, хулиганского, забыв про Андрюшу:

Яму де —
Яму девки говорили,
Неман ди —
Неман дивная река,
Ах, как я бу —
Ах, как я буду с ним купаться,
С толстым ху —
С толстым худенька така…

Захлебывались от смеха, выпевая своими мощными голосами этот почему-то дико веселящий бред.

Андрейка страдал, умолял объяснить, что тут смешного.

– Это необъяснимо. Непереводимая игра слов, – пытались втолковать ребенку взрослые, явно впавшие в детство.

Выехали к морю. Сильный ветер гнал белые барашки по водной лазури. Море роптало, гудело. Солнце слепило глаза.

– О, тут не искупаешься, – огорчилась Инка. – Холодно.

– Полетели в Марокко! – вдохновился Андрейка. – Там океан, песок, жара.

Марокко Света с Андрейкой полюбили и посещали довольно часто благодаря садовнику Муниру, описывавшему красоты своей родины с заразительным вдохновением.

– Кто полетит в Марокко? – предложил голосовать мальчик.

Все дружно подняли руки. Света переглянулась с Сергеем: Инка не отказалась! Что-то меняется? Или она захвачена радостным настроем всей честной компании? В любом случае – хорошо.