Невеста трех женихов

Только во время болтовни с сыном о будущих радужных перспективах их совместных поездок к крестной до Светы дошло, что Марио так ни разу и не был у Инны. Не складывалось. Не получалось у него вырваться просто так. А если на отдых, места он предпочитал выбирать сам. Он любил полную приватность, комфорт. Кроме того, однажды Марио отказался ехать к Инне, назвав вполне вескую причину: «Вы же хотите по-русски наговориться как следует. А что буду делать я?» В этом был, конечно, резон. Но удивительно: за столько лет и ни разу… Ну что ж. Вот такой он. Тоже своего рода нелюдим. Хоть и с очень хорошими манерами, умением общаться, поддерживать разговор. Но все это – для дела. А для себя – покой и одиночество.

Они оказались дома почти одновременно. Марио, вернувшийся из Нью-Йорка, выглядел осунувшимся, измученным.

– Stanco[23], – вздохнул он, обнимая жену и сына.

Обедали вместе. Андрейка трещал без умолку, рассказывал про Камарг, лошадок, бычков.

Света любовалась своими мужичками. Любимым сыном и любимым мужем.

Потом позвонила Люба.

– Занята, Светик?

– Можно сказать, нет. Марио ушел отсыпаться, Андрейку повезли в гости к деду с бабкой.

– Приезжай, я тут, по-моему, кое-что интересное откопала.

Люба продолжала систематические раскопки на своем чердаке. Дело продвигалось медленно: спешить ей было некуда. Книги уже заняли свои места на специально изготовленных полках. Оставались газетные подшивки и архивы из сундуков, к которым даже страшно и подступиться. Работы непочатый край. И сколько сюжетов из этих архивов можно выудить, сколько историй жизни! Но пока – газеты. Столетней давности! Само по себе – клад. Люба усовершенствовала свой итальянский именно благодаря постоянным поискам интересных фактов в недрах своего чердака.

Последний ее период охватывал конец тридцатых – начало сороковых годов. Страшное время. А с другой стороны – люди жили обычной жизнью, влюблялись, копили деньги, мечтали приодеться, любили киношных кумиров, подражали им.

Люба открывала для себя жизненный путь основателя итальянского фашизма Муссолини, казавшийся до раскопок однозначным путем зла. Поначалу она звонила Светке, чтобы с иронией зачитать официальный титул итальянского лидера после 1936 года: «Его Превосходительство Бенито Муссолини, глава правительства, дуче фашизма и основатель империи».

– Парень от скромности не страдал, – наскоро комментировала Люба, отправляясь на дальнейшие поиски.

Потом поступали отрывочные сведения, касавшиеся той или иной стороны деятельности дуче фашизма.

Оказывается, во внутренней политике он достиг ряда успехов, ликвидировал безработицу, улучшил условия быта рабочих, общественный транспорт. Если бы не его связь с Гитлером, вполне возможно, он так и остался бы для итальянцев объектом поклонения.

Через какое-то время Люба сообщила, что в Марио (а стало быть, и в Андреа), возможно, течет кровь Муссолини, так как фамилия матери дуче – Мальтони – совпадала с фамилией матери Марио. В Италии женщины, выходя замуж, по традиции оставляли свои фамилии. Стало быть, некие корни прослеживались. Света даже рассказала о Любином открытии Марио, чем хорошо его посмешила.

– Проснулись! Пусть поедет в Эмилию Романью[24], там каждый второй Мальтони. Как у вас Иванов, Петров, Сидоров.

Света с удовольствием передала Любе комментарий Марио. Та, однако, увлеклась трагической фигурой итальянского лидера всерьез. Тем более что последние дни жизни Муссолини оказались связанными с теми местами, где вот уже столько лет обитала она.

Люба называла Свете пункты последних передвижений Муссолини, и обе ужасались, произнося имена населенных пунктов: город Комо, оттуда началось его продвижение с маленьким отрядом вдоль озера в Менаджио (то самое Менаджио, куда Люба ездит в супермаркет закупаться). Из Менаджио до Швейцарии – рукой подать. Наверное, он и собирался там искать спасения. Наконец, дуче схвачен, опознан одним из партизан, препровожден в Донго… Сколько раз Света бывала в этом Донго… И не догадывалась, что здесь решалась судьба некогда грозного диктатора. Из Донго Муссолини с его возлюбленной перевезли в Медзегру и там расстреляли.

Какие страшные человеческие деяния помнит прекрасное озеро! Может быть, именно поэтому было Свете так грустно на его прекрасных берегах.

И еще оказалось… Мистическая история: за десять лет до смерти Муссолини проезжал возле Медзегры. Места там опасные. Дороги серпантином, обрывы. Его машина чуть не упала тогда с обрыва. Муссолини воскликнул: «Будь проклято это место!» Именно там он и был расстрелян.