Как же она сразу не поняла? Эсме ужаснулась при мысли о том, что на самом деле представляет собой пара фрегат — навигатор. Ей всегда казалось, что управлять живым кораблем — то же самое, что управлять лошадью или отдавать команды собаке, лошади или грогану.
— Похоже, нам и впрямь лучше поменять тему, — сказала она смущенно. — Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности. А… нет, все-таки спрошу. Это правда, что женщин раньше выбрасывали за борт, если начиналась буря?
Кузнечик вспыхнул, словно девушка, а Сандер принялся пространно объяснять, как возник этот странный обычай и почему он исчез. Единственное, что Эсме удалось понять из его объяснения, — слухи не были так уж далеки от истины, как хотелось бы.
— Но вам ничего не угрожает! — заверил матрос, увидев, как изменилось выражение ее лица. — Просто не выходите из каюты, вот и все…
Эсме вздохнула.
— Вы, кажется, собирались меня развлечь? Матрос заулыбался и вытащил из-за пазухи нечто странное — с десяток тонких трубочек разной длины, соединенных между собой. Эсме поняла, что это музыкальный инструмент, но ничего подобного ей раньше видеть не приходилось.
— Так вы музыкант? — спросила она, невольно подавшись вперед. По лицу Сандера пробежала тень, и, недолго поколебавшись, он произнес изменившимся голосом:
— В большей степени, чем кажется. Если бы не
И прежде, чем Эсме успела опомниться, он заиграл.
Слова вспомнились легко, но пела Эсме лишь в мыслях. Она неожиданно ощутила, как где-то в глубине сознания пробуждается старое-старое воспоминание — ворочается, точно донная рыбина. Целительница редко бывала на представлениях заезжих актеров, но моряцкие песни знала наизусть из-за мыслеобразов своих пациентов — в голове у моряка что ни мысль, то песня, и чаще всего — непристойная.
Но эта песня была необычной.
Едва сирринг коснулся губ Сандера, матрос преобразился и разом помолодел лет на десять. Он играл с закрытыми глазами и весь самозабвенно отдался музыке — куда только подевались неуклюжесть и робость?
Мелодия вилась вокруг них — живая, свободная… и жестокая. Эсме не знала, отчего Сандер выбрал именно эту песню, но ей внезапно сделалось страшно. Она отчетливо ощутила, что по ту сторону полуживого корпуса дышит океан, опасный и равнодушный, а
Музыка смолкла, и целительница вытерла украдкой внезапно проступившие слезы.
— Благодарю, — сказала девушка, с трудом найдя силы, чтобы скрыть истинные чувства. — Это было… прекрасно.
— Я не собирался вас так расстраивать, — матрос виновато вздохнул и укоризненно посмотрел на своего младшего товарища. — Что же ты? Забыл слова?
— Замечтался, прости. — Мальчишка и впрямь выглядел так, словно на некоторое время его душа воспарила за облака и оттуда взирала на океан. — Давай еще раз… — Он изменился в лице и вскочил. Эсме перевела взгляд на Сандера и увидела, что тот тоже посерьезнел.
— Простите. — Он спрятал сирринг и, к счастью, кланяться не стал. — Нас требуют на палубу. До встречи!
И оба исчезли так быстро, что Эсме даже не успела ответить.
Отголоски затихшей музыки все еще бились о стены тесной каюты. Эсме недоумевала: отчего ей так страшно сделалось, когда зазвучал этот простой и милый, в общем-то, мотив? В этом тоже крылась какая-то тайна, и девушка невольно задалась вопросом — есть ли на борту этого фрегата хоть кто-то или что-то простое и понятное, без тайн и секретов.
Она опустилась на койку, закрыла глаза — и почувствовала, как каюта
Позднее Эсме не могла вспоминать этот момент без содрогания. Вдруг, в один момент, ей стало нечем дышать, вокруг сделалось совершенно темно, и в темноте приготовилась к прыжку
Это было даже страшнее, чем тьма и ночные кошмары, поэтому…
…поэтому неудивительно, что девушка очнулась только на палубе.