Невеста ветра

— Да! — рявкнул Эрдан и в запальчивости стукнул кулаком по столу. Ни один из столовых приборов не шелохнулся. — Если тебе этого хочется — да! Но не говори потом, что я не предупреждал…

— Эрдан не объяснил самого главного. — Крейн повернулся к Эсме, пропустив мимо ушей последние слова корабела. — Дело в том, что уязвимые точки позволяют вывести фрегат из боя… скажем так, оглушить его, при этом не нанося существенных повреждений. И чем сложнее добраться до точки, тем лучше результат: после удара в корму фрегат придет в себя совсем скоро, а вот удар в борт — это уже несколько часов неподвижности. — Он мечтательно вздохнул. — Думаю, удар в седьмую точку обездвижит корабль не меньше чем на сутки.

— Ты не можешь знать заранее, — Джа-Джинни покачал головой. — Никто еще этого не делал…

И они снова заспорили, позабыв о целительнице, — но через некоторое время она почувствовала ироничный взгляд крылана.

— Вам еще не стало скучно? — поинтересовался он с нарочито невинным выражением лица. Разговор затих, все взгляды устремились на нее. Эсме покраснела.

— Вы в самом деле обо мне беспокоитесь? — спросила она. — Или боитесь, что я ненароком узнаю какой-нибудь секрет?

— Их и так уже раскрыто немало… — начал крылан, но капитан торопливо перебил «правую руку»:

— Не стоит так беспокоиться, Джа-Джинни. Наша гостья стремится встретиться с имперскими крысами не больше, чем мы с тобой.

— Да, я знаю, — человек-птица скривился. — Но они будут ее искать, разве нет?

Лоб Эсме покрылся холодным потом. В самом деле, отчего это она решила, что сумеет жить спокойно, словно и не было этой странной встречи?..

— Ты слишком мрачно смотришь на жизнь, дружище, — проговорил Крейн с улыбкой, которая показалась Эсме неискренней. Ведь не может он с таким безразличием относиться к столь важному делу… или может?

— Погодите, капитан, — она вдруг почувствовала сильную дрожь. — Настала пора и мне поделиться своими профессиональными секретами. Вы можете безопасно разглашать все свои тайны, поскольку перед тем, как сойти с борта «Невесты», я все забуду.

Звякнула вилка. Эсме скорее почувствовала, чем увидела, как капитан повернулся к ней.

— Что?

Она осознала, что комкает в пальцах салфетку и никак не может собраться с мыслями.

— Все именно так. Умберто, я… должна признаться в мошенничестве.

От изумления моряк застыл с открытым ртом.

— Давайте-ка я все объясню, — с внезапной решимостью проговорила Эсме. — Когда целитель погружается в чужую душу, от него ничего нельзя скрыть. Не поймите меня превратно, мы не щупачи и не читаем чужих мыслей преднамеренно, но их невозможно не касаться, а любое прикосновение ведет к тому, что чужое воспоминание становится моим собственным. Кстати, для этого вовсе не нужно дотрагиваться, достаточно просто быть поблизости. Так вот, это даже не мысли… эмоции, чувства… образы. Мыслеобразы. Очень трудно объяснить. Таково свойство материи, из которой сделаны наши души. — Она вздохнула. В каюте было тихо. — Иногда эти образы красивы и интересны, но чаще мы видим другое. Потаенные страхи, полузабытые обиды, низменные страсти… не самое приятное зрелище, одним словом. И вот для того, чтобы избавляться от этих фантомных воспоминаний, существует особое… хм… особое место в сознании целителя. Нечто вроде шкафа или сундука, в который можно что угодно положить, но нельзя достать обратно. — Она страдальчески нахмурилась и взглянула на Умберто. — Я не все воспоминания прятала. Не хочу оправдываться, но так поступают многие целители. Однажды моим пациентом стал один моряк, дока по части узлов, — вот я и зацепила из его памяти кое-что. Не думала даже, что это мне пригодится. Вот так-то…

Когда пауза затянулась, Умберто откашлялся и произнес:

— А по-моему, это ничего не меняет. Ведь вы сами сказали, что воспоминание становится вашим? Так какая разница? Все было честно.

— Я тоже так считаю, — встрял капитан. — И все-таки, какое отношение имеет это к нашему предыдущему разговору?

— Самое прямое, — Эсме не поднимала взгляда. — Я могу спрятать как чужое, так и собственное воспоминание.

— Вы это уже проделывали? — Голос Крейна показался ей странным.

«Ты пожалеешь, но будет поздно…»

— А разве у вас нет воспоминаний, от которых становится больно? — тихо спросила она, чувствуя, как затянувшаяся было черная дыра в памяти вновь начинает саднить тупой болью. — Разве вам никогда не хотелось, чтобы пришел целитель души — и избавил от боли, которая иной раз бывает страшнее всякого телесного страдания? Я… мне слишком многое пришлось потерять. Невыносимо жить с таким грузом, и я предпочла от него избавиться.

— И от этого стало легко и приятно? — поинтересовался магус столь ядовито, что Эсме ощутила во рту горький привкус. — Да? Я прав?

Она покраснела. Крейн по-прежнему сидел спокойно, вальяжно, но плясавшие в его разноцветных глазах огоньки придавали капитану довольно-таки безумный вид. Его рука безотчетно сжимала вилку, и Эсме вдруг подумала, что этот странный человек может превратить в оружие даже перышко…