Их длинные тени танцевали удивительный танец на стенах. От малейшего вздрагивания пламени, отражение дышало, жило собственной жизнью. Губы соединялись, и Уильям осторожно проникал языком в ротик Бьянки. Как в их первый раз, он снова брал инициативу на себя. Под напором его страсти, она плавилась, будто воск, становилась податливой, а ее сознание полностью растворялось в сладких ощущениях. От каждого прикосновения тело пронзало тысячей искр.
Уильям целовал ее за ушком, шептал ласковые слова, отчего голова у Бьянки шла кругом. Словно дразня, он слишком медленно покрывал ее тело поцелуями. Его нежные ладони останавливались на ее груди, а горячее дыхание обжигало живот. Еще мгновение, и Бьянка ощущала, как его орган пульсирует внутри, как заполняет ее, сделав их единым целым.
«Я не смогу жить без него!» – мелькало у Бьянки в голове, когда она оказывалась на пике наслаждения.
Ночное время делало их счастливыми, но день приносил массу поводов для ссор. Не зря мудрецы твердили о жестокости быта, где, правда, всегда на стороне говорящего громче. Бьянка, будучи слишком прямолинейной, высказывала все, что ей не нравилось, и как любая женщина, пыталась перевоспитать своего мужчину, для его же пользы.
Никто из рыбацкой деревни не предупредил Уильяма, когда тот вознамерился взять Бьянку в жены об этой особенности ее характера. После объявления их супругами, жена взяла власть в доме в свои маленькие, но сильные ручки. Пусть она ставила мужа во главу угла, но не давала ему ни минуты покоя:
– Не думай, что будешь сидеть у меня на шее или я буду за просто так кормить тебя, – как-то поутру заявила она, подпирая бока руками, – если думаешь оставаться здесь, иди, работай.
– Но я никогда прежде не работал, ты же знаешь!
– А теперь – будешь!
Бьянка не терпела возражений. Топая ножкой, она продолжала «пилить».
– Это ты должен кормить и содержать семью. От меня достаточно того, что я стряпаю еду и стираю одежду, слежу за чистотой в доме.
– Я же не умею ничего, кроме колдовства, – пытался он образумить жену.
– Учись! Колдовством сыт не будешь, разве что устроишь развлечение на потеху ребятишкам. Оглянись, все мужчины из деревни работают, приносят в дом добычу.
Уильям, все же пытался отвертеться:
– Я могу делать настойки, лечить, насылать проклятия. Раньше в больших городах мне щедро платили золотом.
– Здесь не город. Кого ты собрался здесь обманывать? Вряд ли наших женщин заинтересуют подобные услуги, им некогда. Пока мужья на рыбалке, они трудятся не покладая рук, да, и за детьми приглядывать надо.
– Я могу съездить в город, где зевак, хоть отбавляй!
– Ну, уж нет! – сердилась Бьянка, – никакого города. Теперь твое место здесь, рядом со мной. Думаешь, я просто так отпущу тебя, невесть куда?
– Но мы могли бы жить куда богаче, – возражал он, – только представь: золотые монеты, вкусная еда, новые платья, драгоценности…
– Обманом? Я не желаю таких грязных денег! Зачем мне наряды? Куда я, по-твоему, могу пойти в шелках с короной на голове? Я же не принцесса из замка.
Уильям усмехался: Бьянка даже не подозревала, что в замке находится ее копия, точь-в-точь. Вот была бы потеха, представить их вместе.
Бьянка тем временем продолжала:
– Представила, как выхожу на реку полоскать белье или в лес за грибами в атласном платье, сафьяновых туфлях на каблуках. Смехота! Ставить силки на зайцев куда удобнее в старой льняной юбке.
– Если у нас будут деньги, мы наймем прислугу, и тебе не придется самой стирать, готовить и натирать котлы.
Бьянка вспылила:
– Еще чего? Ты в своем уме? Чтобы у тебя был повод глазеть, как другая женщина возится у очага!
Уильям никак не мог взять в толк, отчего его женщина так чурается жизненных благ. Прислуга – это удобно, и вполне разумно, чтобы наслаждаться жизнью, когда другие гнут спину.
– Ты видел здесь прислугу? – спросила Бьянка.
– Нет.
– Мы свободные люди. Всяческое притеснение осуждается. Всяк сам добывает пропитание.
– Жаль. Во всех странах, где довелось мне побывать, есть господа, и есть слуги.
– Придется учиться жить по новым правилам.
– Может, я все же попробую колдовать?
– А проку? Останешься голодным.
– Отчего же. Наверняка найдутся желающие насылать проклятия, делать отвороты-привороты. Я, надо напомнить, в этом деле – мастак. Если нужно, я войду в каждый дом, но отыщу нам пропитание.
– Денег здесь почти ни у кого нет. Велика невидаль – проклятия, – сердилась Бьянка, – попробуй намазать колдовство на кусок хлеба или засолить в бочке.
Уильям понимал, что Бьянка клонит к чему-то определенному, но говорит намеками:
– Чем я могу, по-твоему, заниматься? – спросил он напрямую.
– На этот счет я побеспокоилась, – призналась Бьянка.
– За моей спиной!
– Не сердись. Я все ждала, когда ты своим умом дойдешь, что пришло время остепениться.
– То есть, я в твоих глазах не совсем хорош?
– Хорош, даже слишком. Но для полного счастья тебе нужно занятие. Завтра, на рассвете, староста возьмет тебя с собой на рыбалку, поделится снастями, обучит управлять лодкой.
– Рыбак… Я же никогда не сидел в лодке, да и о снастях знаю понаслышке.