– Теперь ты разыгрываешь эксперта в деле защиты семьи? Идеального старшего брата? После семи лет полного забвения? После семи лет полного самоустранения? Где ты был, когда меня выдавали за Данблейда?
Он откладывал в памяти выпавшие карты в каком-то казино, делая вид, будто не знает, где его сестра. Что делает. За кого выходит замуж. Почему. Какая ирония в том, что казино, скорее всего, принадлежало Найту!
– Лавиния, – попытался объяснить Кросс, – столько всего случилось, когда умер Бейн. Ты ведь многого не знаешь.
Она презрительно прищурилась:
– По-прежнему считаешь меня маленькой девочкой? Думаешь, я чего-то не знаю? Думаешь, не помню ту ночь? Нужно ли напоминать, что я была там. Не ты. Я. Это я отмечена шрамами в память о случившемся. Отмечена по сей день. И это ты был главным действующим лицом в тот вечер.
Лавиния переступила с ноги на ногу, и он заметил мелькнувшую на лице гримаску боли, когда она оперлась на красивую резную трость.
Кросс подошел к стулу, снял с него стопку книг:
– Пожалуйста, сядь,
Она застыла на мгновение. А когда заговорила, слова зазвенели льдинками:
– Я вполне могу постоять. Пусть и хромая, но я не калека.
Черт бы все это побрал! Неужели он ничего не способен сделать как следует?
– Я никогда не имел в виду… конечно, ты можешь стоять. Я просто подумал, что тебе будет удобнее…
– Я не прошу тебя заботиться о моих удобствах или облегчать мне жизнь. Я требую, чтобы ты держался от меня подальше. И пришла сказать тебе именно это. Я не позволю тебе договариваться с Найтом за моей спиной.
Гнев мешался в нем с досадой:
– Боюсь, что решение принимать не тебе. Я не позволю, чтобы ты принесла себя в жертву Найту. Если, конечно, это зависит от меня.
– Ты не имеешь права вмешиваться.
– Имею полное право. Нравится тебе или нет – это мой мир, и ты моя сестра.
Кросс помедлил, подбирая слова. Не желая говорить их, но зная, что обязан.
– Найт воюет с тобой, желая досадить мне.
Лавиния свела брови:
– Прости. Не поняла.
В этот момент Кросс ненавидел себя почти так же сильно, как ненавидел выражение ее глаз: подозрительность и недоверие.
– Ему нужен я, Лавиния. Не ты. Не Данблейд. Диггер знает, что угроза тебе – самый быстрый способ добиться желаемого от меня.
– Почему он так считает? – фыркнула Лавиния. – Ты в жизни о нас не думал.
– Это неправда! – вскинулся Кросс.
Она снова переступила с ноги на ногу. И он не мог удержаться, чтобы снова не взглянуть на ее трость. Ему хотелось увидеть ее ногу. Кросс знал, что нога у нее болит. И хорошо заплатил докторам, чтобы те объяснили ему суть увечья, которое она получила семь лет назад, и ее нынешнее состояние.
– Лавиния, – начал он, – пожалуйста, сядь. Мы это обсудим.
Она не села.
– Мы страдаем из-за тебя.
Сестре неважно, что они страдали из-за слабоволия ее мужа. Будь Кросс не Кроссом… не имей он в прошлом отрицательного опыта отношений с Найтом… все были бы в безопасности.
– Он угрожает тебе, чтобы добраться до меня. Это ты держись от него подальше. Я справлюсь с ним. Мне нужно четыре дня.
– Чего он хочет?
«Мой титул. Мое имя. Наследие твоих детей!»
– Это неважно.
– Конечно, важно.
– Нет. Неважно, потому что он этого не получит. И тебя тоже не получит.
Что-то блеснуло в карих глазах Лавинии, что-то близкое к ненависти. Она грустно рассмеялась:
– Полагаю, мне не стоит удивляться. В конце концов, моя боль – результат твоих поступков. Не так ли? Почему сейчас все должно быть по-другому?
Между ними воцарилось напряженное молчание. Слова словно протянули между ними нить. Тяжелые слова… их вес был знаком и невыносим, как и в ту ночь, семь лет назад.
«На его месте должен был быть ты…»
И пронзительные вопли матери.
«Если бы только на его месте был ты…»
И крики боли Лавинии, когда хирурги делали что могли, чтобы совместить поломанные кости, промыть раны и избавить юное хрупкое тело от лихорадки, пожиравшей ее. Угрожавшей молодой жизни.
Угрожавшей рассудку Кросса.
Он хотел сказать ей правду. Что в ту ночь он терзался угрызениями совести и страхом, что снова и снова жалел, что не сидел в том экипаже. Тогда Бейн остался бы дома. Сильный, спокойный, умный Бейн, который никогда бы их не покинул. Никогда не позволил бы ей выйти за Данблейда.
Что лучше бы погиб Кросс, и тогда все сложилось бы иначе.
Но слова не шли с языка.
Вместо этого Кросс сказал:
– Я все исправлю. Он больше никогда тебя не побеспокоит.
И снова этот смех, ненавидящий и оскорбленный, в котором звучало больше опытности, чем следовало:
– Пожалуйста, не надо. Ты слишком хорошо умеешь причинять неприятности и очень плох в их исправлении. Я не желаю, чтобы ты вмешивался в мою жизнь. Я сама с ним справлюсь.
– Он не примет тебя, – сообщил Кросс. – Это часть нашей сделки.
– Как ты посмел заключать с ним какие-то сделки за моей спиной?
Он покачал головой и сказал правду. Потому что устал ее замалчивать.
– Он сам пришел ко мне, Лавиния. И как бы ты ни хотела считать иначе, я не мог позволить ему ранить тебя. И никогда не позволю.