После обеда меня снова заставили лечь, и я то слушал, как Аля читает мне книгу — все того же «Графа Монте-Кристо», — то разговаривал с ней о всяких мелочах. Про Марину спрашивать не стал, хоть мне и было интересно, почему ее нахождение здесь — это такая уж тайна.
В начале одиннадцатого Аля бодро произнесла:
— Пошли?
Я кивнул и поднялся с кровати. Нога почти не болела, если ее не напрягать. Ходьба доставляла небольшую боль, поэтому до дома я доковылял, поддерживаемый Алей. Перед тем, как войти, осмотрелся и, не увидев призраков, спросил:
— Они появляются в определенное время или как?
— После наступления темноты, — ответила Аля, придержав для меня входную дверь. — Точного времени нет. Иногда приходят позже, иногда почти сразу, как стемнеет.
— Задерживаются. — Кинув последний взгляд на улицу, я вошел в дом.
— Подождем. — Аля зашла следом и закрыла за нами дверь.
Мы прошли внутрь и сели на диван. Я вытянул больную ногу и расслабленно выдохнул.
— Болит? — сочувственно спросила Аля.
— Не очень.
Девушка кивнула и посмотрела на зашторенные окна. Подскочила, подбежала к ним и убрала шторы в сторону, открывая вид на забор и передний двор. Затем снова опустилась на диван, чуть ближе ко мне.
Почему-то в доме бабы Шуры мы много разговаривали и не испытывали неудобства, но здесь, в тишине и с осознанием, что никого, кроме нас, в доме больше нет, между нами появилось гнетущее молчание.
— А знаешь, — нарушила тишину Аля, — я раньше была в тебя влюблена.
— Что? — Я резко повернулся к ней и, надо сказать,
Аля смущенно улыбнулась и устремила взгляд на свои колени.
— Это случилось через пару лет после нашего знакомства. Мне хотелось тебе признаться, но я боялась, ведь ты не мог ответить мне взаимностью. Тогда, чтобы не мучать себя и еще больше не влюбиться, я решила отдалиться от тебя.
— Вот оно что, — только и смог произнести я.
Аля была влюблена в меня, а я этого не понял. А даже если бы и понял, то что бы сделал? Она права, я бы не смог ответить ей взаимностью. Все, что я мог, — это наблюдать за ней издалека, а потом последовать за ней в город и там продолжить свое наблюдение за ней.
— Думаю, те чувства никуда не ушли, — продолжила Аля, нервно заламывая пальцы на руках. — Я просто спрятала их глубоко в себе, постаралась о них забыть, но, когда увидела тебя пару дней назад, запертые чувства вырвались на свободу. — Девушка медленно подняла голову и посмотрела на меня: — Ты мне всегда нравился, и продолжаешь нравиться. Думаю, эти чувства всегда будут со мной.
Я сглотнул, не в силах подобрать правильных слов. Вообще любых слов. Из меня словно высосали весь разум.
— Можешь не отвечать мне, — ласково улыбнулась Аля. — Я все понимаю. Просто хочу, чтобы ты знал, что я чувствую к тебе.
Сглотнув ком в горле, я кивнул.
— Знаешь, — осторожно начал я, — это все мне…
— Демид! — воскликнула вдруг Аля, перебив меня. — Смотри!
Девушка подскочила и указала на окно, за которым стояла призрачная женщина. Моя мать.
Она протянула руку к окну. Я кивнул ей и, взяв куртку и, игнорируя боль в ноге, поспешил во двор. Краем глаза я заметил нерешительность Али. Она не знала, последовать ей за мной или нет.
Выйдя из дома, я обошел крыльцо и вышел к окну, возле которого меня ждала мать.
— Что ты хочешь? — спросил я, глядя в темные глаза призрака.
Мать вытянула вперед бледную руку и подплыла ко мне. Замерев в метре от мня, она склонила голову на бок, будто ожидая разрешения. Я понимал, что она хочет сделать.
— Давай, — сказал я, решительно шагнув вперед, к призраку.
Бледная ладонь коснулась моего лба. Я вновь почувствовал холод, закрыл глаза и провалился в небытие.
***
Мама была красивой. От нее я взял цвет глаз, волос и овал лица. Возлюбленный мамы и человек, которого я всегда считал своим отцом, тоже был красивым, но ни сейчас, глядя на него через воспоминания мамы, ни раньше, рассматривая его на фотографиях, я не находил в нем никаких схожих со мной черт.
Мама и ее возлюбленный хотели пожениться, когда Матвей завершит свою службу в армии, однако дух зимы выбрал маму себе в жены.
У Карачуна были белые как снег волосы с голубым отливом. Он предстал перед мамой в роскошном серебристом кафтане, отороченным белым мехом. Лицо его было молодым и красивым, но красота эта была холодной и нечеловеческой.
— Я не стану твоей! — воскликнула мама, совсем еще юная и страшно напуганная.
— Станешь, — холодно ответил дух зимы.
— Я люблю другого!
— Мне все равно.
Мамины большие глаза, обрамленные длинными ресницами, наполнились слезами.
— Если будешь сопротивляться мне, — продолжил Карачун, — то твой возлюбленный умрет. Такова участь влюбленных в моих невест мужчин.
Упав на колени, мама заплакала. Она не хотела, чтобы с папой что-то случилось. Она любила его и ради него согласилась принести себя в жертву и стать невестой зимнего духа.