Он легко погладил ягодицы Оливии, раздвинул ей ноги и медленно приподнял ее бедра. А затем бережно, очень бережно опустил их… пока она наконец не познала Саймона во всем его блеске и силе.
Вскоре после того, как Саймон вручил ей тот дар, которого она так и не сумела попросить, мир Оливии взорвался и разлетелся вдребезги. А когда она вернулась с небес на землю и экстаз сменился покоем в объятиях Саймона, Оливия посмотрела на него сияющими глазами и сказала:
— Я думала, что знаю… Но не знала. Не знала, что так бывает.
Саймон провел рукой по ее волосам, задумчиво улыбнулся и пробормотал, словно говоря сам с собой:
— "Сладкое блаженство, неги совершенство…" Ты совершенство, Оливия.
Оливия застыла от ужаса, не в силах вымолвить ни звука. У нее отнялись руки и ноги. Хватило одной вполголоса процитированной стихотворной строчки, чтобы объединившее их чудо и безмерная радость превратились в осколки стекла.
Те слова, которые он произнес с такой нежностью, были цитатой из стихотворения Драйдена[16], произнесенной Дэном в их первую брачную ночь.
Совпадение было слишком велико для обычной случайности. У Саймона был только один способ узнать о словах, сказанных Дэном почти восемь лет назад, в брачную ночь, так разительно отличавшуюся от этой.
Он прочитал ее дневник.
Ее тело, только что таявшее от любви в объятиях Саймона, окаменело. Когда его пальцы коснулись уха Оливии, она отпрянула и зарылась лицом в подушку.
— Оливия… Оливия, что с тобой?
— Ты лгал мне. — Ее голос был холодным, как колотый лед.
— Какого черта? О чем ты говоришь? — вспыхнул он. — Я не отнимал у тебя честь исподтишка. И насколько я знаю, не произнес сегодня ни одного лживого слова.
— Ты помнишь, что ты сейчас сказал мне? — еле слышно промолвила она. — Стихи, которые процитировал?
— Конечно, я… о черт! — Саймон перевернулся на спину. Спустя некоторое время он сказал: — Пора в утиль. В прежние годы я ни за что не выдал бы источник информации. Ни при каких обстоятельствах.
— Значит, все мои сокровенные мысли для тебя источник информации? — Оливия закрыла лицо рукой, чтобы не заплакать.
Саймон испустил долгий досадливый вздох.
— Ладно, — сказал он. — Я читал твой дневник. Это было не нарочно. Я не собирался вторгаться в твою личную жизнь. Но старые привычки не забываются, и, раз уж я стал обладателем таинственной красной книги, надо же было посмотреть, что это такое… — Он положил руку на ее плечо. — Оливия, ты не написала в этом дневнике ничего такого, чего следовало бы стыдиться.
— Почему ты солгал мне? — спросила она, словно не слышала ни слова.
— В то время это казалось мне правильным. Самым человечным выходом из положения.
— Читать мой дневник казалось тебе человечным?
— Не читать, нет.
Чувствуя себя страшно одинокой и поруганной, она тем не менее смутно понимала, что Саймон пытается подавить свое раздражение, и слушала, не веря ни единому его слову.
— Я понятия не имел, что этот проклятый дневник принадлежит тебе. Я не был с тобой знаком. Риппер нашел его и принес на крыльцо. Я поднял его, подумав, что дневник пришел с утренней почтой. К тому времени, когда стало ясно, что эти записи не были предназначены для чужих глаз, я дочитал дневник… и в утешение могу сказать, что на меня произвела сильное впечатление преданность автора мужчине, который, казалось, не заслуживал этого.
— Дэн был моим мужем.
— Ну и что? — В его голосе слышалось раздражение.
Он был готов выйти из себя. Саймон Себастьян, который прочитал ее дневник, а ей сказал совсем другое, кажется, даже не понимал, что наделал.
— Я могу понять, почему ты прочитал его, — сказала она. — Я не понимаю, зачем ты мне солгал.
Почувствовав, что пальцы Саймона коснулись ее щеки, Оливия отползла к краю кровати. Саймон протянул руку к ее плечу.
— Оливия, — сказал он, — если бы ты видела свое лицо, когда спрашивала меня, читал ли я этот красный предвестник несчастья, ты бы сразу поняла, почему я так ответил.
— Все это отговорки.
— В самом деле? Ладно. Зайдем с другой стороны. Ты выглядела ужасно. Любой зрячий человек понял бы, как важно тебе знать, что я не читал написанных тобой строк. Для меня это не имело значения, но легко было догадаться, какое это имеет значение для тебя. Да, я солгал. Во-первых, потому, что это казалось гуманнее. Во-вторых, я пораскинул мозгами и понял, что все наши будущие встречи выльются в случайный обмен приветствиями на улице. Вообще-то, если быть честным… на этот раз, — решительно прибавил он, — я сомневаюсь, что в тот момент о чем-то думал. Я видел смотревшие на меня большие тревожные глаза, действовал инстинктивно — кстати говоря, как меня учили — и сказал тебе то, что ты хотела услышать. — Он сделал паузу. Оливия ощутила щекой его дыхание и на мгновение решила, что Саймон хочет ее поцеловать.
Она напряглась. Но он, должно быть, все понял, потому что через несколько секунд бодро сказал:
— Оливия, если бы я знал, что когда-нибудь ты станешь для меня чем-то большим, чем проходящая мимо незнакомка… естественно, я бы сказал тебе правду.