Неужели он уехал? Не разбудив ее? Ох, нет… Нет, конечно, он не оставит ее на произвол судьбы. Саймон прочитал ее дневник и сердился, что она не соглашается махнуть рукой и простить его. Но он бы никогда не бросил ее в чужой стране…
Хлопнула дверь, и в комнату вошел Саймон, державший под мышкой газету. Джинсы и черная рубашка делали его таким неотразимым, что Оливия на мгновение забыла обиду и протянула к нему руки. Затем она все вспомнила, и руки бессильно упали на кровать.
Уголки рта Саймона недовольно опустились.
— Я вижу, ты все еще дуешься, — сказал он.
Дуется? Только-то? Он что, считает это детским капризом?
— Нет, — ответила она. — Я не умею дуться. Конечно, ты это знаешь. Как и все остальное.
— Верно, — согласился он, пропуская шпильку мимо ушей. — Но выяснилось, что я знаю далеко не все. Поэтому скажи, что нужно сделать, чтобы поставить точку. — Он подошел к кровати и посмотрел на Оливию так, словно хотел схватить ее за воротник и хорошенько потрясти.
Если бы все было так просто…
— Мы не можем поставить на этом точку, — сказала она. — Что сделано, то сделано.
— Вижу. Значит, мы снова возвращаемся к этому проклятому дневнику. Поверь, Оливия, если бы я мог не прочитать его, то и не прочитал бы. Каким образом я могу компенсировать тебе моральный ущерб?
Ущерб? Он не понимал ее. Да и как ему было понять. Никто никогда не забирался к нему в душу.
— Ты не можешь его компенсировать, — сказала она. — Слишком поздно.
— А не слишком поздно брать назад брачные клятвы? Не слишком поздно забыть о том, что произошло между нами этой ночью? — Он хлопнул газетой по колену. — Знаешь, я не уверен, что хочу разорвать эти узы. По крайней мере, пока. А ты?
В его глазах, голубых и ярких, как зимнее утро, горел такой вызов, что у нее закипела кровь. Она, здравомыслящая Оливия Нейсмит, снова захотела испытать то, о чем до вчерашнего вечера и не мечтала. Но тот вечер канул в Лету. Она не могла позволить себе те же мечты.
Однако пути назад не было. Она поклялась принадлежать Саймону Себастьяну в горе и в радости. То, что их брак не удался, ничего не меняло. Она заключила сделку и должна соблюдать ее условия. Нужно думать о Джейми. Но она и без того не пошла бы на разрыв: в характере Оливии не было вероломства.
— Нет, — ответила она, заставив себя смотреть во властные голубые глаза. — Я не хочу рвать… ничего. — Кроме их пародии на брак. Но этого она сказать не могла.
— Отлично. Раз так, вставай. Горничная хочет убрать номер. — Он отвернулся, сел в кресло и взялся за газету.
Стало быть, в число его достоинств входит и знание французского. Ну почему он такой невыносимо умный?
Оливия лежала, глядя в белый потолок. Ей не хватило мозгов додуматься, что брак с Саймоном будет далеко не простым делом. Похоже, теперь ей до конца дней предстоит изнывать от желания и не сметь посмотреть ему в глаза.
Если бы только он не читал ее дневник…
— Оливия, я сказал, вставай. — Резкий мужской голос ворвался в мысли Оливии, заставив ее вздрогнуть.
Саймон сердился. То, что она продолжала лежать в постели, было здесь ни при чем. И все же она решила встать.
Через десять минут Оливия вышла из ванной, облаченная в джинсы и черную блузку.
Саймон приподнял брови.
— Ты могла бы одеться в спальне, — протянул он. — Я все равно не стал бы на тебя смотреть. Это слишком тяжелое испытание для моего либидо. — Саймон окинул взглядом ее наряд и медленно отложил газету. — Хотя… По Фрейду, подражание — самая искренняя форма лести. Ты это нарочно?
— Что это… — Оливия не сразу поняла, почему Саймон так ехидно улыбается. Оказывается, она второпях оделась так же, как муж. Черт бы побрал этого всезнайку! — Нет, — выдавила она, — не нарочно. Мне переодеться?
— Как, лишить мир возможности лицезреть такую любящую пару? Конечно нет. Кроме того, пора завтракать.
— Завтракать? В третьем часу дня?
— Что делать, если ты так поздно встала? Пойдем. — Он бросил газету на столик с мраморной крышкой и встал. — Надо дать горничной возможность сделать ее работу. Не сомневаюсь, что она хочет вернуться домой до полуночи.
Именно это ей и нравится в Саймоне, грустно подумала Оливия, вслед за ним выходя из номера. То, что он помещик, не мешает ему быть тактичным по отношению к таким людям, как горничные. Если бы только…
Нет. Все тщетно. Никаких "если".
Они выпили кофе с рогаликами в шумном уличном кафе, а потом Саймон сказал Оливии, что он взял напрокат лимузин, чтобы показать ей Париж.
— Лимузин? — воскликнула она. — Ты сказал "лимузин"?
— Угу. А ты собиралась ездить на метро? — Его тон был сухим и насмешливым. — Я думал, вы вышли за меня из-за денег, миссис Себастьян.
Она ахнула.
— Как ты мог?.. — Оливия осеклась. Правда заключается в том, что она действительно вышла за него из-за денег. Точнее, из-за того, чтобы обеспечить Джейми. Но неужели он считает ее женщиной, которая ради денег готова на что угодно?.. Он должен знать… Да, конечно, он знает. Он знает все. И это значит, что с ней просто рассчитались за то, что ее дневник со смехом прочитал совершенно чужой человек, никогда не собиравшийся ее любить.