Стоп. Он откинул со лба мокрые волосы. О чем он думает? Оливия не дура. Она не виновата в разыгравшейся драме. Виноват он сам, приняв слишком близко к сердцу проделки Рипа.
Когда порыв дождя ударил его в лицо, у Саймона окаменел подбородок. Риппер тявкнул и исчез в лесу.
Саймон пожал плечами и пошел за ним.
Он сделал всего несколько шагов и споткнулся обо что-то, лежавшее на тропе. Сухая ветка? Он направил луч на землю и увидел, что темная куча, свернувшаяся у его ног, вовсе не сухая и вовсе не ветка.
У кучи было бледное грязное лицо и глаза, полные боли.
— Оливия! — ахнул он. — Оливия! О боже! Какого дьявола ты с собой сделала?
— Кажется, сломала лодыжку, — ответила она.
К его крайнему удивлению, Оливия улыбалась.
Глава 13
Сильные руки убрали с ее лба выбившуюся прядь. Оливия тихонько вздохнула. Саймон. Он пришел за ней. Было слишком темно, чтобы видеть что-то кроме тусклого луча его фонаря, но она узнала бы его, даже если бы он не сказал ни слова. Только он прикасался к ней так бережно и вместе с тем властно. Когда он взял ее на руки и прижал к груди, даже боль в лодыжке стала терпимой.
— Саймон, — прошептала она. — Ты нашел меня. Я пыталась встать, но не смогла. Я должна была пройтись…
— Вини в этом только себя, — сказал Саймон и угрюмо зашагал за довольным собой Риппером.
Добравшись до края опушки, он снял с Оливии капюшон и повернул ее лицом к своей груди. В следующий раз он взял ее поудобнее лишь у верхнего поля и обманчиво непринужденным тоном спросил:
— Какого черта тебе взбрело в голову тащиться туда в одиночку? Разве ты не видела, что надвигается буря?
— Я хотела проветрить голову.
— Проветрить? — взорвался Саймон. — Лучше скажи, потерять! Оливия, как ты могла сделать такую глупость? — Он наклонился, заглянул ей в лицо и резко спросил: — Чему ты улыбаешься? Это вовсе не комплимент!
Оливия слышала его досаду и гнев, но это ее не смущало. Она наслаждалась прикосновением его мускулистой груди и сильных рук.
— Я не могу остановиться, — просто сказала она.
Саймон тряхнул волосами, и на щеку Оливии упала еще одна капля, как будто ей было мало непрекращающегося дождя. Однако она продолжала улыбаться.
— Ты выжила из ума, — бросил он. — Как и я, когда решил жениться на тебе.
— Нет, — сказала Оливия. Но улыбаться ей расхотелось. — Никто из нас не выжил из ума. И мне кажется, я знаю, почему ты женился на мне.
— Да? Ну, тогда ты знаешь больше моего. — Саймон добрался до нижнего поля, перекинул Оливию через плечо и перелез через ограду.
Когда он снова взял жену на руки, над их головами вспыхнула молния и послышался первый слабый удар грома.
И в ту же секунду к Оливии вернулись все ее сомнения.
Когда Саймон нашел ее скорчившейся на земле, она подумала, что сострадание, слышавшееся в его ошеломленном, взволнованном голосе, означает, что он все же любит ее. Вот почему она улыбалась ему с такой радостью. Вот почему она позволила себе помечтать о настоящей прочной связи вместо того фарса, который они разыгрывали до сих пор.
Но Саймон говорил так резко, грубо и нетерпеливо, что она больше ни в чем не была уверена.
— Наверное, я ошиблась, — сказала она так тихо, что Саймон ничего не расслышал.
Оливия снова посмотрела на мужа. Он продолжал хмуриться. Она понимала, что не должна обижаться на его гнев. Этот вечер не годился для прогулок при луне, тем более что никакой луны не было.
— Саймон, — прошептала она в его мокрую куртку. — Извини, что я доставила тебе столько хлопот…
— Мы поговорим об этом позже, — зловеще сказал он. — После того, как тебя осмотрит доктор.
— Мне не нужен доктор. — Оливия возражала не против его слов, а против тона, которым они были сказаны. Если она сломала лодыжку, конечно, без доктора не обойтись.
— Не будь дурой, — отрезал Саймон.
Оливия затихла, уютно прижавшись к его сильной груди. Молчать было легче и приятнее, чем разговаривать. Сегодня она слишком много испытала, чтобы подыскивать убедительные аргументы.
Десять минут спустя она лежала на знакомой кровати с желтым одеялом, и Саймон быстро расстегивал на ней блузку.
— Не надо… — начала она.
— Надо. Можешь не беспокоиться, насиловать тебя я не собираюсь. — Он поджал губы. — Во-первых, тебе сейчас не до этого. Во-вторых, как я уже говорил, я люблю, чтобы женщины были мне рады и пылали от страсти. В данный момент у тебя нет ни того, ни другого.
Оливии хотелось сказать ему, что это неверно. Но кое в чем он был прав. Она действительно замерзла. И нога болела так, что прикосновения Саймона ее больше не радовали. Она поморщилась, когда он начал снимать джинсы с ее бедер, ахнула, когда дело дошло до лодыжек, и облегченно застонала, когда джинсы в конце концов оказались на полу.
— Теперь трусики, — сказал Саймон, потянувшись к ее талии.
— Нет! Не надо…
— Они мокрые. Как и все остальное. Так что помалкивай. Она снова ахнула, когда трусики заскользили вниз, но на этот раз не только от боли.
— Дальше. Ночная рубашка, — бросил Саймон. — Где она?
— В верхнем ящике, но…