Я, если честно, его метафоры ни разу не поняла, поэтому чинно расправила на коленках салфетку и воодушевленно потерла ладошки:
— Мы жрать-то сегодня будем? А то я к полуночи превращусь в нефилима и пойду искать братьев по разуму.
— Это каких? — уточнил шеф.
— Уж точно не таких олухов, как ты, — хмыкнул в моей голове все тот же черт с приятным басом, и, судя по характерному хлопку, получив от кого-то подзатыльник, тут же заткнулся.
И вот тут к нам подошел официант и спросил, каких мы предпочитаем омаров — облезлых или нет, на что я ему резонно ответила, что облезлых он пусть сам ест, а нам следует подать самых свежих.
Люциевич зачем-то пнул меня ногой под столом и зашептал:
— Антипенко, они не облезлые, а полинявшие. Полинявшие омары имеют более мягкую скорлупу, так как недавно сбросили старую. Их мясо более ароматное и через мягкую скорлупу легче к нему добраться. Однако они обычно меньше омаров с твердым панцирем и с меньшим количеством мяса.
— Ну вот, — возмутилась я. — Мало того что облезлые, они еще и тощие. Зачем нам дистрофики? Я голодная. А про вас, троглодита, так вообще промолчу. Не хватало еще мне потом с вами своим кровно заработанным омаром делиться.
Шеф закатил глаза, издал какой-то стон издыхающего опоссума, а затем отодвинул стул, бросил на стол салфетку и подал мне руку:
— Идемте.
— Куда?
Испугавшись, что довыпендривались, мы с "Марфой Васильевной" растерянно сникли, а босс спокойно пояснил:
— Выбирать вам самого толстого и жирного омара.
Нет, я, конечно, была не против самого толстого и жирного, с одной маленькой оговоркой: совершенно не ожидала, что потенциальный ужин окажется живым.
В смысле, на дне огромного аквариума сидели несчастные морские членистоногие со связанными клешнями и смотрели на меня безнадежным грустным взглядом.
— А давайте всех их спасем, — заговорщически шепнула Люциевичу, и он подавился жвачкой.
— Антипенко, вы в своем уме? Выбирайте быстрее омара и вернемся за стол.
— Н-не, — замотала головой — Не могу. Как я их есть буду? Я ж им в глаза смотрела.
Люциевич покраснел, выпустил из ушей пар, а я жалобно заканючила:
— Ну, купите рачков.
— Это омары.
— Да какая разница. Их же всех сварят, изверги. А они такие хорошенькие. А давайте их к вашим пираньям запустим.
— Антипенко, омары хищники и сожрут всех пираний, — прорычал босс, и тут я поняла, что справедливость в жизни все-таки существует, а поэтому просить начала с двойным усердием:
— Будьте человеком. Купите рачков. Спасите несчастных животинок, и Вселенная вас не забудет.
— Антипенко, может, мне сразу весь ресторан приобрести?
— Не, ресторан не надо. А вы что, можете? — опешила я.
— Могу, но не буду, — выцедил шеф.
— Почему?
— Потому что из-за вас ресторан придется превратить в зоопарк. Вы же здесь есть никого не дадите.
— Не дам, — согласилась я и посмотрела в черные как ночь очи шефа с мольбой и надеждой. — Купите рачков. Клянусь, я за ними сама ухаживать буду.
Люциевич прикрыл лапищей глаза, пробубнил что-то матерное и неразборчивое, а потом понесся в сторону администрации ресторана, откуда через десять минут вышли четверо мужиков, переставили тумбу с аквариумом, в котором жили омары, на платформу с колесиками и уволокли всю эту пирамиду в неизвестном направлении.
Босс вернулся через пять минут. Мрачный, сосредоточенный и молчаливый.
— А куда рачков дели? — тревожно поинтересовалась я, и тут Люциевича прорвало:
— Повезли ко мне в офис. Я купил их вместе с аквариумом. Довольны?
…Бабах. Где-то в моем сознании начали взрываться яркие безудержные фейерверки счастья, и без всякой задней мысли я обвила шею шефа-вредятины руками и чмокнула его в щеку:
— Спасибо.
— Антипенко, вы какой-то странный образчик женской породы, — осоловело уставился на меня шеф.
— Почему?
— Ну, женщины обычно котиков или собачек завести просят, а вы — омаров.
— А я не обычная женщина, — радостно провозгласила я, и пока босс бубнил себе под нос, что я его божья кара, подхватила его под локоть и бесхитростно предложила:
— А поехали я вас котлетами накормлю. И бужениной. Им в глаза я точно не смотрела.
Люциевич на секунду застыл с открытым ртом, потом совершенно неприлично и громко рассмеялся, а после весело заявил:
— А поехали.
— В меня пошел, — удовлетворенно вздохнул у меня в голове черт, и громко поцеловал кого-то взасос.
Ко мне домой мы с Люциевичем на его реактивном "гробе" добрались минут за двадцать.
И надо бы было с порога заметить недобрый взгляд бабулиного Мурчика, коварно уставившегося на лаковые штиблеты босса, тогда можно бы было избежать страшного конфуза, когда обожравшийся котлет и напившийся чая Люциевич решил, что пора ему и честь знать.
Мурчик, видимо, думал иначе, когда гадил шефу в туфли. Хотя склонна считать, что кота тоже бес попутал. И я даже знаю, какой именно наглой женской наружности.
— Антипенко, что это? — всунув в обувь ноги, неестественно ровно выпрямился босс.
— Где? — недоуменно уставилась на него я.
— У меня в туфлях.