Сержант краем уха слышал, что в данном расследовании с подозреваемыми следует обходиться деликатно и вежливо, поэтому усилием воли сохранил на лице каменное выражение, хотя внутри его уже нещадно терзали злость и отчаяние.
— Я не могу вас заставить что-либо делать, однако советовал бы вам говорить правду. Это всегда лучше.
— Пока я ни разу не солгала вам, ни единым словом. А вот вы меня обманываете.
— Как это?!
— Вы заставляете меня торчать в дверях в неприлично раннее время, ведете со мной абсолютно идиотский разговор и при этом утверждаете, будто не давите на меня...
— Но это вы ведете идиотский разговор, а не я, — возмутился сержант. — Если бы вы показали мне удостоверение личности, я бы давно уже спокойно себе ушел.
— Если бы вы мне сказали, в чем дело и в чем меня подозревают, я бы показала вам нужный документ и вы бы спокойно себе ушли.
— Кто сказал, что вас подозревают? Возможно, вы ценный свидетель.
— Свидетель чего?
Сержант почувствовал, что сейчас сойдет с ума. Утешала его только мысль, что впредь с этой ужасной бабой будет разбираться сам Бежан. Тут он вспомнил, что баба упорно отказывается отвечать.
— Я вынужден отметить в рапорте, что вы отказались удостоверить свою личность. Мне очень жаль...
Ужасная баба вовсе не расстроилась.
— Да пожалуйста, отмечайте. Меня действительно зовут Иза Брант, точнее. Изабелла, но я уже много лет пользуюсь кратким именем Иза, и тринадцатого числа я действительно находилась дома, так что ваши отметки меня совершенно не трогают. Но вы должны мне сказать, в чем дело. Иза Брант действительно что-то совершила или она свидетель?
Сержант изо всех сил старался окончательно не одуреть. Может, у дамочки провалы в памяти?
— Когда вы последний раз видели пана Доминика? — выпалил он вдруг.
— Какого Доминика?
— Доминика Доминика.
— Вы заикаетесь? — подозрительно осведомилась она. — Интересно, до сих пор я этого не замечала. Это оттого, что вы нервничаете?
Сержант почувствовал, что его терпение на пределе. Стиснув зубы, он задал следующий вопрос:
— А вы вообще знаете или знали Доминика Доминика? Прошу вас серьезно подумать над ответом.
Подозреваемая серьезно подумала.
— Да, знала. В детстве я изучала религию, и священника, преподававшего нам катехизис, звали Доминик Вольский. Но с тех пор больше ни одного Доминика не знала, на Домиников в моей биографии случился какой-то неурожай.
Однако хочу обратить ваше внимание на то, что этот священник был...
Сержант Забуй не выдержал. Не тащить же эту бабу за волосы в управление, да ещё без санкции прокурора! Радовала его только мысль, как с ней будет справляться Бежан.
Он нашел в себе силы поклониться и элегантно попрощаться.
* * *
У дома жертвы Бежан и Гурский встретили поджидавшего их сержанта Вильчинского, так и лучившегося самодовольством.
— Я тут порасспрашивал людей, — отрапортовал сержант, садясь в машину. — День этот все помнят, тогда неподалеку у Голембяка сено на шоссе вывалилось. Большого движения здесь никогда не бывает, а местные жители машины все знают, так что чужая сразу бросается в глаза. И совсем чужих машин болталось в округе три, а одну дорожная полиция даже остановила в Вечфне Костельной.
— Интересно, какого черта дорожная полиция делала в Вечфне Костельной? — подозрительно спросил Бежан.
— Караулили молодого Пронжека. Им сообщили из Млавы...
— Что ещё за молодой Пронжек?
— Да один поганец, племянник прокурора, берет чужие машины, как свои. Покатается и бросает, а ворам только того и надо. Он это по пьянке вытворяет.
— В Вечфне Костельной? — недоверчиво спросил Роберт.
— Ага, у него там малина, ну, то есть эта, как её, дача. Он туда разных профурсеток возит, а как его поймают, так без разговоров пару сотен отстегивает. И так каждый раз.
— И что?
— И ничего. Едет дальше.
— И машину у него не отбирают? И даже протокол не составляют?
Сержант посмотрел на Гурского с глубочайшей жалостью и пожал плечами:
— Уже после девятого раза бросили — чего из себя дураков-то строить. Бумаги жалко. А так как дядя на молодого Пронжека обычно собак спускает, то сопляк предпочитает заплатить, чтобы не донесли...
— С ума можно сойти...
— Ладно, хватит болтать, — прервал его Бежан. — Так кого там остановила дорожная полиция?
— Они записали только номер, даже без фамилии, но это не был молодой Пронжек. За рулем сидела женщина, ехала по правилам, она-то как раз и сообщила об этом сене, потому они сразу и отпустили её. Документы в руках держали, но фамилии никто не запомнил. «Тойота-авенсис», номер у меня записан, вот... WE 24507.
— А как эта женщина выглядела, тоже никто не запомнил?
— В общих чертах. Блондинка. Ничего себе.
— Может, крашеная? — спросил Роберт, заранее готовый к обману.
— Что дальше? — не стал уходить от темы Бежан.
— А что дальше?
— Машины.