Невиданные чудеса Дивнозёрья

— На болотах всякое чудится:
Всё, что нынче было, — забудется.

Пускай девчонка не вспомнит об этой встрече. А потом, когда они снова встретятся (а они встретятся — в этом Мокша не сомневался), царь болот будет во всеоружии. Больше он не позволит себя перехитрить!

Ведьмина внучка

— Ведьмина внучка!

— Кикимора!

— Врушка-Таюшка!

Тайка шла по школьному коридору, сжимая кулаки. Ох, хоть бы не зареветь. Они ведь только этого и ждут. Как же плохо быть самой младшей в классе…

Сперва её дёргали за косички, дразнили «конопатой» и «жердью» — в начальной школе она и правда была выше всех. Сейчас остальные девочки её переросли, пришлось обидчикам изобретать новые прозвища. Например, «швабра» — потому что тощая. Это всё Илюха Серов придумывал, главный зачинщик.

Одна Юлька её понимала — потому что ей самой от Серова доставалось то за пухлые щёки, то за те же веснушки. Но когда Тайка предложила ей: давай, мол, объединимся и всем покажем, — соседка по парте втянула голову в плечи и отсела.

А на следующей перемене из толпы насмешников раздался и её тоненький голосок:

— Дурилка конопатая, мухами засиженная!

— За что ты со мной так? — Тайка догнала её на обратном пути из школы, но Юлька буркнула что-то невнятное и ускорила шаг. Предательница!

Тайка не помнила, как дошла до дома, и там уж дала волю слезам — тайком, в курятнике, чтобы бабушка не видела. А то пойдёт разбираться в школу, учительница потом отругает ребят, а те начнут ещё пуще издеваться. У Юльки так и вышло…

Но страшнее было, если не пойдёт. Пожмёт плечами, скажет, мол, пустяки, дело житейское. Ей ведь и самой от односельчан доставалось. Тайка не раз видела, как люди в лицо говорят: мол, помоги, Семёновна, ключ от сарая найти, или поколдуй, чтобы корова легко отелилась, — а сами потом через плечо сплёвывают и фигу складывают — типа от сглаза. Больно надо бабушке их сглазивать… сглаживать? Заколдовывать, в общем.

— Не обращай внимания, — говорила ей ба. — Покричат и отстанут. Дети от взрослых наслушаются, потом повторяют, как попугаи, сами не понимают что. Попробуй с кем-нибудь подружиться — глядишь, и остальные успокоятся.

Тайка только потом поняла, что это плохой совет был. Даже хотела сказать: «Что ж ты, ба, сама-то ни с кем не подружилась? Соседский дед Фёдор не в счёт — вы в одной песочнице играли». Бабушка об этом не раз упоминала, а Тайка фыркала. Ей очень смешно было представлять старичков, лепящих куличики…

А однажды учительница Марьиванна ей сказала:

— Ты сама виновата, Григорьева. Врёшь ребятам, вот они тебя и не любят.

— Я не вру! — обиделась Тайка.

— Ну, значит, фантазируешь, — отмахнулась Марьиванна. — Ты бы лучше изложения так писала, как сказки сочиняешь.

Тайка хотела сказать, что в изложении как раз никакой отсебятины не надо, но осеклась на полуслове. Поняла, что учительница не услышит. У неё же, случись что, сразу Григорьева виновата. Зато когда билеты на ёлку распределять — как будто и нет никакой Григорьевой…

Наверное, и впрямь не стоит больше никому рассказывать, как они с кикиморами играли в прятки в саду, как домовой Никифор помогал ей строить шалаш на участке, как они жарили шашлыки и как бабушка лечила коловершу, когда тот этими шашлыками объелся…

Не хотят видеть чудеса — не надо! Можно вообще не разговаривать с одноклассниками. И на заднюю парту пересесть, чтобы не лепили на спину глупые записки. И портфель всегда носить с собой, чтобы не утаскивали и не потрошили. Очень смешно было — спустить блокнот в туалет! Обхохочешься.

Самое обидное, что в том блокноте был рисунок — Тайка нарисовала Пушка, того коловершу, который объелся шашлыками. Впервые так хорошо вышло: и кошачья умильная мордочка, и совиные лапки, и крылья… эх!

В тот день Тайка от обиды ушла из школы ещё до окончания уроков. Просто собралась на перемене, натянула шапку на нос и выбежала, не обращая внимания на крики завхоза дяди Андрея:

— Куда пошла? А ну стой!

Завхоз догнал её у ворот, загородил путь:

— Эй, коза прыгучая, с уроков удрать решила?

— Плохо мне, — буркнула Тайка. И это, между прочим, было чистой правдой.

— И как ты одна до Дивнозёрья потопаешь, если плохо? Давай фельдшера вызовем, а я пока чайку крепкого тебе заварю.

— Не надо фельдшера, — Тайка мотнула головой. — Мне не в том смысле плохо.

Дядя Андрей понимающе кивнул:

— Тогда чай тоже не повредит. Хочешь булочку?

Булочку Тайка хоть и с некоторой опаской, но взяла, а от чая отказалась. Это же дяде Андрею всё рассказывать бы пришлось: почему сбежала да кто виноват, — а ей не хотелось.

— Да ты не коза, а зверь дикий лесной, — завхоз усмехнулся в бороду. — Девочка-волчонок. Ну ладно, беги. Если что, я тебя не видел.

Это прозвище было совсем не обидным, Тайке даже понравилось. И плакать сразу расхотелось.