Невидимая нить. Встреча, которая изменила все

Отец начал кричать на мать и ругаться прямо у нас на глазах. «Глупая женщина!» – орал он. Мать зашла в нашу с Аннет спальню и забралась вместе с нами в кровать. Отец вошел в нашу спальню и продолжал ругаться. Слюна обильно вылетала у него изо рта. «Да как же можно быть такой глупой?» Мама покрепче обняла нас и ждала, когда все это закончится.

В те времена жены, по крайней мере в итальянских семьях, не уходили от своих мужей. Считалось, что женщина должна терпеть.

Однако отец и не думал останавливаться. Он вышел из комнаты и вернулся, держа в руках две бутылки вина. Он бросил одну бутылку за другой в стену над нашими головами. Бутылки разбились, облив нас своим содержимым и осыпав кусками стекла. Мы натянули одеяло на головы. Отец вышел из комнаты за двумя новыми бутылками, которые также разбил о стену над нашими головами. Он продолжал ругаться и материться. Когда у него кончились бутылки, он пошел на кухню, перевернул стол и сломал пару стульев. В этот момент зазвонил телефон, мама встала из кровати, чтобы ответить на звонок. Я услышала, как она просит позвонившего связаться с полицией. Отец выхватил телефон из ее рук и вырвал шнур из стены. Мать вернулась в нашу с Аннет спальню, а отец продолжал крушить мебель и ругаться.

Наконец отец устал. В этот момент в нашу дверь позвонили. Отец открыл и увидел на пороге двух полицейских. Как потом выяснилось, нам звонила наша тетя и по просьбе матери сообщила о скандале в полицию.

– Нам поступило сообщение о шуме, – сказал один из полицейских. Если бы полиция зашла в дом, то обязательно бы увидела разгром. Но полицейские внутрь не вошли, а отец спокойным голосом и уравновешенным тоном уверил их, что все в порядке. К нашему удивлению, полиция ему поверила и удалилась. Кухня была разгромлена, а наша с Аннет кровать залита спиртным и засыпана разбитым стеклом. Мать быстро собрала нас (Стивен был тогда совсем маленьким), усадила в машину и повезла к своей матери в Хантингтон. Последующие три дня мы прожили у бабушки. Это были, наверное, лучшие дни моей жизни, потому что нам не надо было волноваться из-за отца и очередного скандала, который он может закатить.

На третий день нашего визита я увидела, что мама плачет и разговаривает с бабушкой.

– Твое место – с мужем, – говорила ей бабушка. – Ты должна к нему вернуться.

Я тоже начала плакать и умолять бабушку разрешить нам остаться у нее, но бабушка об этом и слышать не желала. В те времена жены, по крайней мере в итальянских семьях, не уходили от своих мужей. Считалось, что женщина должна терпеть. Бабушка терпела, а теперь должна была терпеть и наша мама. Поэтому все мы сели в автомобиль и поехали домой.

Мы тихо и с опаской вошли в дом. Я медленно зашла на кухню. Беспорядок был частично устранен. Вместо разбитого стола отец притащил с улицы пластиковый стол для пикника. Дырка в стене, образовавшаяся после того, как он вырвал розетку из стены, так и осталась. Все, что не убрал отец, должны были убрать мы. И в тот раз, точно так же, как и ранее, никто и словом не упомянул о произошедшем. Мы продолжали жить, словно ничего не случилось.

Это был тот случай, когда наша мать чуть было не ушла от отца.

После этого грандиозного «взрыва» отец немного успокоился. Надо сказать, что на отца очень хорошо влияло присутствие маленького Стивена. Отец обожал своего сына, он был очень рад тому, что Стивен растет умным, веселым и сообразительным. Стивен с самого раннего возраста демонстрировал большие способности. Он был гораздо младше остальных детей, и поэтому много времени проводил с матерью, что способствовало его быстрому развитию. Мама много ему читала, играла с ним и поддерживала его тягу к знаниям. К четырехлетнему возрасту Стивен запомнил не только имена и дни рождения всех президентов, но и даты их смерти. Отец очень радовался, когда Стивен наизусть сообщал ему эти числа. Отец брал с собой Стивена на работу и покупал ему пластинки с популярными песнями. Казалось, что впервые за долгие годы отец рад находиться дома. Он стал меньше ходить в бар. Он по-прежнему продолжал пить дома, но напивался меньше. И теперь, когда он был в доме с другими людьми, у него реже происходили приступы ярости. Я поняла, что чаще всего он «съезжал с катушек», когда ехал домой один. Дома он просто пил до тех пор, пока не отключался. На следующее утро мы находили большую пепельницу, полную окурков, разбросанный по полу пепел от сигарет и, может быть, пару прожженных окурками дыр в ковре или в диване. Это были мелочи, которые можно было легко пережить.