Невидимая река

Что ж, я могу с уверенностью заявить, что уж от речей-то публика будет избавлена!

Протискиваюсь сквозь толпу.

Никто не обращает на меня ни малейшего внимания.

Ближе.

Ближе.

Тут в меня врезается какая-то деваха.

— Пардон, — мурлыкает она с победной улыбкой.

— Ничего.

До стола остается двадцать футов.

Я опять нащупываю револьвер. Сглатываю. Мне становится не по себе.

Время почти останавливается.

Начинают дрожать ноги. Получится ли у меня? Смогу ли я убить еще одного человека? Разве я не убил того, на кладбище? Но тогда я был в состоянии аффекта. Виктория — уже достаточное обоснование смерти этого ублюдка. А Джон и, возможно, еще та девица, Мэгги?..

Уже совсем рядом.

Пятнадцать футов. Между нами нет танцующих. Я хорошо вижу его глаза, его довольную усмешку. Прямая линия, точный выстрел. Он стоит рядом с Амбер. Поглаживает ей плечо, делает глоток шампанского. Последний в своей жизни. Я ощущаю пульс всем телом, удары сердца можно подсчитать. Раз, два, три, четыре…

Моргаю. Расслабляю пальцы. Капли пота скатываются с ладоней. Колено ноет. Задерживаю дыхание.

Десять футов.

Дотрагиваюсь до тридцать восьмого калибра в кармане. Взвожу курок. Пытаюсь прогнать дрожь. Ствол револьвера нагрелся, рукоятка намокла. Зарядил? Конечно зарядил. Достаю.

Время исчезает.

Я улыбаюсь.

Вот оно. Теперь уже деваться некуда. Делай что хочешь, Чарльз. Хватайся за молитвенник. Пой песни. Твое пребывание в этом мире подошло к концу.

За моей спиной передвигаются люди, переговариваются. Играет музыка. Барабанное соло. Кажется, что воздух колеблется в такт.

В горле пересохло. Пытаюсь сглотнуть — не получается.

Чарльз наклоняется, чтобы получше расслышать что-то. Я поднимаю руку, навожу на него револьвер.

Чарльз слегка поворачивает голову.

Я ловлю его взгляд.

Моя улыбка делается еще шире.

Он отводит глаза.

Чарльз обращается к человеку с густыми бакенбардами. Тот выглядит озадаченным. Чарльз начал, видно, рассказывать анекдот или хотел пошутить, но потерял нить, сконфузился, стал заикаться, прямо как брат. Я сжимаю револьвер — оробевшее лицо Чарльза на мушке.

И тут Амбер наклоняется, чтобы помочь Чарльзу выйти из неловкого положения. Ему сразу легче. Амбер, прекрасная, умная, сильная. Она что-то произносит, и тот человек начинает смеяться. Чарльз поднимает на него глаза, успокаивается и заканчивает шутку.

И вдруг я внезапно прозреваю суть их отношений. Всем заправляет она. Она не за сценой. Она — гарант уверенности мужа. Только она и держит его на плаву. Всё она. Героин мешал мне это разглядеть.

Револьвер отяжелел в руке, как только до меня дошла истина.

Амбер. Ну конечно. Она. Господи.

Чарльз слишком изнеженный, чувствительный, ему такое не потянуть. Амбер, находясь под действием героина, все мне уже рассказала. Я просто не понял. Фарфоровая кожа, улыбка, против которой не может устоять ни один мужчина, холодный взгляд ледяных глаз. Это она.

Да Чарльз в жизни никого не убивал. Ни Джона, ни Викторию. И Мэгги тоже, видимо, не его рук дело. Это сделал кто-то еще из сборной по лакроссу, да хоть тот же Хоутон. Но он же Чарльза шантажировал! Так. Чарльз встречается с Мэгги, Хоутон следит. Несчастный случай. Слово за слово. И все же… Нет, не мог он это сделать. Чарльз не убийца.

А с Джоном? Я решил, что убийца мужчина, но почему? Только посмотрите на нее. Сильна, реакция дай боже, спортивная фигура… Да еще эти чертовы боевые искусства! Чем не кандидатура? Вполне способна нанести смертельный удар в сердце.

Амбер кокетничала с крепким мужчиной, которого я принял за известного сенатора. И тут я рассмеялся. Правда, рассмеялся. Она меня обыграла с самого начала. Совратила, чтобы не дать увидеть себя в истинном свете. Была то пылкой, то холодной, лишь бы сбить меня с толку, разоблачить меня, ввести в заблуждение. Это она была детективом, который выяснял, кто я и что мне было нужно. Создавала ситуации, где я мог проколоться, сознаться, что знал Викторию. Да, я и впрямь был у Амбер на крючке. Ха-ха. Я думал, что вытягиваю из нее информацию, а каждый раз все оказывалось наоборот.

Амбер… Мать — воровка, отец — игрок. Школа пинков и затрещин. Истинная дочь своих родителей. Ее тело само по себе — оружие, которое она использовала против Виктории и меня, однако главное — и впечатляюще эффективное! — ее оружие — это ум.

Сколько я так стоял с револьвером наготове?

Секунду? Две?