Невидимая река

Джон попробовал протолкнуться позади него, но солдат тут же прижал его к земле своей огромной ручищей. Чистой воды насилие в духе «Поссе комитатус»,¹⁵ но сейчас было не самое подходящее время качать права. Джон, все еще находясь на земле, извернулся и провел подсечку. Солдат рухнул, как груда кирпичей, а я, дабы окончательно его вырубить, двинул ему ногой по голове с такой силой, что чуть не сломал ему шею.

Надоедливый ублюдок. Я помог Джону подняться. Мы не знали, в какую сторону бежать. На восток — улицы, на запад — парк. Вдалеке показалась, быстро приближаясь, полицейская машина. Это обстоятельство мигом все решило. Мы двинули к парку. Вокруг тела упавшего уже собралась толпа, человек двадцать.

Мы двигались с тем спокойствием, на какое только были способны. Прошли футов пятьдесят.

— А где те двое? — вдруг выкрикнул кто-то.

Джон рванул с места. Я за ним.

Шесть лет я оттрубил полицейским в ольстерском полицейском управлении (считавшемся одним из лидеров по количеству смертельных исходов на Западе), ни разу ни в кого не стрелял, и в меня никогда не стреляли. Опасные ситуации случались по моей же вине — пять штрафов за плечами. Никаких пушек. Никакой крови. А тут…

Мы пробежали уже половину парка, когда услышали крики полицейских:

— Ни с места! Полиция! Остановитесь, или мы откроем огонь!

Небо как вода в бассейне, такое же голубое. Трава цвета грязной меди. Температура плюс девяносто два по Фаренгейту. Мои легкие уже на пределе. В глазах вспышки яркого света. Впереди простор к западу до самого горизонта. Зеленые подножия холмов, синие горы, за ними еще гряды гор. Здоровенная гора посередине с острой вершиной и изрезанными краями пурпурного оттенка. Красота. На одной из гор пятна снега, оставшиеся с того злополучного дня, когда случились метель и убийство Виктории Патавасти.

Мы одолели еще ярдов пятьдесят, несясь мимо сосен и некоего подобия открытой летней эстрады. Людей навстречу попалось немного. Впереди нас бежал человек, но он был в наушниках и не слышал криков полицейских.

Парк кончился.

Я оглянулся.

Трое копов в рыжевато-коричневой форме. Пушки наготове. Двое — жирдяи, один худощавый постарше, в семидесяти ярдах от нас, но несутся как гончие.

Джон помчался по траве под уклон к выходу из парка, в сторону Шестой улицы, я кинулся следом. Со всех сторон выли сирены. Нетрудно было догадаться, что это по наши души. Я поскользнулся в луже воды, натекшей из неисправного разбрызгивателя, и меня занесло у фасада какого-то здания, а Джон, оглянувшись посмотреть, что стряслось, налетел на пожилого человека, державшего на руках скотч-терьера. Все трое попадали в разные стороны. Я поднял Джона на ноги. Собака вцепилась в него зубами.

— Черт! — завопил Джон, пытаясь отделаться от злосчастной шавки.

Пожилой хозяин собаки начал что-то орать по-русски.

Я схватил псину за задние лапы и отшвырнул на несколько футов. Старик, матерясь, побежал за ней.

— Вперед! — подбодрил я Джона.

Мы выбежали на улицу между массивными высотками кондоминиумов и несколькими внушительных размеров частными домами с высокими, увитыми плющом стенами и железными оградами. Через такое не перелезешь.

— Эй, вы! — крикнул кто-то позади нас.

Джон обернулся.

— Беги, урод! — пропыхтел я.

Мы бросились бежать по тротуару. И вдруг швейцар перед входом в шикарный кондоминиум выставил вперед руку. То ли он хотел остановить нас, то ли поймать такси, то ли узнать, идет ли дождь — понятия не имею.

Я толкнул его плечом, и он упал.

— Так тебя перетак, Алекс, никогда не сматывайся от полицейских! — просипел Джон.

— Беги, придурок, и следи за дыхалкой!

Сирен больше не было слышно, но я понимал, что копы, бегущие через парк, сообщают о наших перемещениях, чтобы перекрыть нам путь впереди.

Они, в отличие от нас, знали город, были привычны к местному климату. Они жили в ритме местного времени, а мы еще не привыкли к смене часовых поясов. Их физическая подготовка была дай боже, мы же были дохлыми торчками.

Все складывалось не слишком здорово.

— Сюда! — выпалил Джон, и мы свернули в переулок.

Никого. Высокие стены кондоминиумов. Мусорные баки. Расплавленный асфальт. Резкий переход от света к тени.

Копы все еще у нас на хвосте.

— Теперь сюда, — решил я.

Еще один переулок, поменьше. Снова стали видны горы на западе. Легкие рвутся на куски, стук сердца так громко отдается в ушах, что больше ничего не слышно.

Боковая улочка: пешеходов нет, бетонные стены, таунхаусы.

— Я слышу шум вертолета, — крикнул Джон.

Я не стал смотреть вверх.

Широкая улица. На этот раз идущая на север. Дети играют в мяч, ловят его огромными перчатками для бейсбола. Белый ребенок, черный ребенок, смуглый ребенок — все в ярких футболках, прямо как в «Улице Сезам», черт бы ее побрал. Мы просочились сквозь них, несколькими секундами позже точно так же сквозь стайку играющих детей проломились полицейские.

Опять поворот. Впереди широкая, просторная улица. Дома и гаражи вплотную к гудронному шоссе.