Невидимая река

— Может, оно и к лучшему. Это был просто ужас, как раз когда мы переезжали из Боулдера в Денвер. Кошмар!

— Ну теперь уж рассказывай, что произошло, не бросишь же ты на полуслове?

— Убили двоих человек. В их же собственных домах! А одно из убийств произошло прямо средь бела дня. Мексиканцы. Я думаю, это были члены одной банды.

— И что, их ограбили?

— Видимо, да, причина была в этом, кража со взломом. Если бы ко мне ворвались грабители, я сказала бы им — пусть забирают все. Какой смысл умирать из-за сумочки или… — Ее трясло.

— Да уж.

— В этом городе никогда не угадаешь с соседями — кто хороший, кто плохой, поди пойми. Все выглядят одинаково, разве не так? Плебейское, скучное место. Я никуда не выхожу, занимаюсь только в спортзале.

— Я тут побывал кое-где в городе, по мне так нормальное место.

— Ну уж нет! Как только появляется свободное время, мы отправляемся в Вейл. Уверена, что ты знаешь Денвер лучше меня, хотя я прожила тут целых три года. — Она сделала глоток кофе и стала скатывать пальцем в шарик кусочек расплавленного сыра. Выглядело это потрясающе эротично! Если на то пошло, во всем, что она делала, был некий элемент эротики.

— Который час? — спросила Амбер.

— Без четверти десять, еще не пора.

— Может, еще по кусочку?

— Давай.

Она поднялась и пошла за добавкой. Мне и первый-то кусок проглотить было непросто, но я не хотел ее огорчать. Она вернулась и плюхнула половину мне на тарелку:

— Очень неплохая пицца для такого захолустья.

— А как звали эту девушку из Ирландии, мир тесен, может, я ее знаю?

— Виктория как-то там, она не совсем ирландка, индианка, а родилась в Ирландии. У нее какая-то непроизносимая фамилия, я только однажды ее встретила, такая славная.

— Ну, не припомню, чтобы встречал кого-то похожего, в нашей школе были в основном белые. По-моему, иммигрантов не было вообще, даже шотландцев.

— Она бы тебе понравилась, такая милая.

— Понимаю, что тема не из приятных, но кто был вторым?

— Ханс, он был вице-президентом по вопросам массовых рассылок. Он немного поддавал, никто окончательно не уверен, что произошло. Упал с балкона. Видели, как он спорил с двумя мексиканцами. Полицейские стреляли по ним, но их до сих пор не нашли. Совершенно жуткая история. Ты даже не притронулся к пицце.

— Честно говоря, я уже наелся.

— Ты же сказал, что не против добавки?

— Я не могу тебе ни в чем отказать. — Я широко ей улыбнулся.

Она рассмеялась и скривила лицо, делая грозный вид:

— Меня обманули, я вне себя от ярости!

— Прошу прощения, — сказал я. — Слушай, может, ты возьмешь и мой кусок?

На секунду-другую она задумалась:

— Ты точно не будешь?

— Не-а.

Она схватила пиццу и тут же откусила:

— Не пропадать же добру.

Я наслаждался, глядя, как она ест. Она прикончила пиццу с нескрываемым удовольствием и вытерла руки.

— А что едят в Ирландии? Солонину с капустой? — вдруг спросила она.

— Нет, я в первый раз услышал про солонину, когда приехал сюда. Но еда все равно ни к черту. Все жареное. Жареные сосиски, бекон, яйца, драники на завтрак, чипсы на обед, рыба с чипсами на ужин. Куча масла, сливок, кровяной пудинг, мороженое. Пиво. Белфаст похож на «Бегство Логана»,²² никто не переживает тридцатилетний рубеж, у всех случаются сердечные приступы.

Она усмехнулась:

— Может, их убивает чувство вины истых католиков?

— Ну, это не про нас, мои родители хипповали, они евреи, но ни к какой религии себя не относили.

— Разве О'Нил — еврейская фамилия?

— Дедушка принял христианство.

— Вот это да! — Она была заинтригована. — А в школе тебя не дразнили?

— Да не особенно, в школе на меня не обращали внимания, я неплохо соображал, особо не светился, и все считали меня немного не от мира сего.

— У нас в Америке такие всем нравятся.

— Это радует.

— Ага. — Она потянулась через стол и потрепала меня по щеке.

Она сделала это с иронией, но жест вышел настолько интимным, что я на пару мгновений впал в ступор. Пальцы ее были липкими.

— Ой, я тебя сыром испачкала. — Она взяла салфетку и стерла следы преступления.

— Спасибо.

— О боже, Александр, такой долгий, ужасный, холодный вечер, да? И каждый дом оказывался еще хуже предыдущего. — Она засмеялась. Чудный звук, прямая противоположность гоготу ее деверя. Ее смех — как струнный квартет, импровизирующий на тему Моцарта.

— Согласен.

— Обычно я не хожу по домам, а сижу в машине с Чарльзом, чтобы ему не было скучно. Утешь меня, скажи, что не все люди такие странные.

— Мне как-то попался один с пистолетом.

— Какой ужас! — испугалась она. — И что ты сделал?

— Постарался сохранить спокойствие. Он считал себя Джеймсом Бондом. Честно признаться, было стрёмно.

— Ты рассказал об этом Чарльзу?

— Нет, это было в самый первый раз, и мне не хотелось показаться слабаком, понимаешь?

— Если бы со мной такое произошло, думаю, я бы сразу уволилась, — сказала она, смеясь.

Я сидел на своем месте, она по-прежнему играла с сыром, теперь, зажав его зубами, растягивала пальцами как резину — просто малое дитя какое-то.

— Десять часов, нам лучше вернуться к остальным с их скорбями, — решила Амбер.