Невидимая Россия

Сергей опять не принес работу во время. Борис с таким трудом достал для него заработок! — Наташа из-за этого болвана спустила уже последние фамильные бриллианты, — думал Борис с раздражением. — Действительно Люба права, что нельзя вечно помогать бездельнику. Борису представилась длинная сгорбленная фигура Сергея, его безразличные глаза и неопрятный большой рот, из которого обычно пахло водкой. — Самое главное, что работа срочная и отвечаю за нее я, а не он — взята она на мое имя.

Одновременно жалость к попавшему в беду товарищу одолевала другие чувства. Борис вспомнил свой разговор с Сергеем, когда тот признался, что он уже давно является осведомителем НКВД. Он был тогда тоже пьян, но не настолько, чтобы ничего не соображать. Борис долго смотрел в серые мутные глаза Сергея, прежде чем тот признался. Это было жалкое и трагическое зрелище. Сергей совсем побледнел, и Борис боялся, что он сейчас умрет: от обычной заносчивости ничего не осталось. — Забыл весь свой дворянский гонор! — горько усмехнулся Борис. Потом глаза его стали совсем пустыми и он признался: да, я работал… и работаю сейчас, но никогда ни одного слова я не сообщил про своих… я… я… сообщал только о работе некоторых сослуживцев… Борису это стоило дорого. Наташи не было дома, они говорили часов пять подряд и Сергей обещал прекратить доносы, сославшись на загруженность и нервное расстройство. С тех пор его уволили и никуда больше не брали. Подобные случаи уже бывали, многих за это арестовывали… Но что же делать — нельзя же оставаться подлецом! Главное, работу ему находят. Наконец, он может уехать в Сибирь — вон брат Григория тоже там, осел навсегда, — думал Борис.

Он аккуратно сложил инструменты, медленно оделся — Борис всегда становился медлительным, когда нервничал — и, выходя, крикнул Любе в кухню:

— Я к Наташе — приду через час!

На улице была обычная толкотня. Это раздражало Бориса. С тех пор, как Риббентроп подписал пакт в Москве, Борис не знал ни минуты покоя: неужели Сталин обманет всех и останется в стороне? Это казалось ему чудовищным и противоестественным. Плохо было, когда демократы уже хотели объединиться со Сталиным, но тогда Борис утешал себя надеждой, что это только игра, а тут случилось самое страшное, что могло случиться — Гитлер помирился с большевиками и, повидимому, получил поддержку советов против Запада. Это значило, что Советский Союз обманул всех.

— Не может этого быть! — успокаивал себя Борис.

— Не могут они воевать друг с другом.

Дверь открыла Наташа, и по ее лицу Борис сразу понял, что случилось несчастье.

— Отец арестован, — прошептали перекосившиеся губы.

Борис остолбенел: этого он никак не ожидал. Михаил Михайлович жил последнее время тихо и числился на иждивении дочери.

— Когда?

— Я ездила на два дня к подруге по делу; сегодня, час тому назад вернулась… комната его опечатана.

— А Сергей? — спросил с нарастающей тревогой Борис.

Наташа смутилась и, ничего не отвечая, пошла в комнату. Войдя следом за ней, Борис увидел Сергея лежащего на диване; рядом на ночном столике стояла пустая бутылка водки, в комнате был страшный беспорядок: видимо, обыскивали всю квартиру. Наташа беспомощно опустилась на стул, закрыла лицо руками и заплакала. Борис сел рядом, не зная, что предпринять. Сергей застонал во сне и заскрежетал зубами.

— Господи, когда этот ужас кончится, — вырвалось сквозь рыдания у Наташи, — замучили сначала Алешу, теперь отца… Раньше хоть что-нибудь узнать об арестованных было можно, свидание получить, а теперь, как в черную бездну проваливаются… хуже чем смерть.

Борис сидел напротив с ощущением бессилия, граничащего с отчаянием. Нет, война, только война… Неужели запад не понимает, что единственная опасность для мира — это большевизм.

Наташа плакала попрежнему. На диване Сергей стонал и страшно скрежетал зубами: видимо, его мучил кошмар.

* * *

На другой день Гитлер вторгся в Польшу и началась Вторая мировая война. — Сталин всё-таки перехитрил всех: Советский Союз остался нейтральным.

Глава двадцатая ЧИСТКА 1940 ГОДА

Павел вертел в руках повестку. Странно… «Тов. Истомин вызывается в Военкомат (Военный Комиссариат) н-ского района Москвы к 5-ти часам, комната № 2 к тов. Слонову». Указан не мой районный комиссариат, а комиссариат на другом конце города… Странно, это какой-то подвох. Время?… Это час окончания занятий… Да, конечно, это что-то скверное…

Когда Оля пришла со службы, как всегда тревожно взглянув на Павла — не случилось ли опять какой-нибудь неприятности — она сразу поняла, что на этот раз ее привычное опасение оправдалось.

— Рассказывай, что произошло.

— Не волнуйся, повестка из военкомата, — сказал Павел совсем спокойным голосом.

— Покажи… дрожащей рукой Оля взяла стандартную почтовую открытку военкомата и быстро ее прочитала. — Это не твой военкомат?

— Это не мой военкомат, — ответил Павел и глаза их встретились.

Ветер неровно теребил белую занавеску окна. Неприятная пауза была прервана вошедшей в комнату Анной Павловной. Она пришла узнать, вернулась ли Олечка и можно ли накрывать на стол.